Небо и корни мира

Богословы считали, что Вседержитель знает и слышит все, совершающееся не то что на площади, но даже и втайне. Яромир не мог говорить с Вседержителем, стоя лицом к лицу, – а поднимать голову к небу не хотел. Поэтому он читал свою грамоту на пороге храма, в темном проеме двери, перед собравшейся во дворе толпой.

– В Писании сказано, что накануне Конца люди пойдут войной на Небесный Престол. Вседержитель! Мы не верим в твое всемогущество. Слуги Престола даже твои поражения пытаются перетолковать к твоей славе, но у нас есть свободная воля, а где свобода – там конец не может быть предрешен. Мы не хотим воевать с небожителями. Ты правишь ими и благословенной землей у Престола – и правь. Но Обитаемый мир оставь нам! Говорят, ты хочешь пересоздать наш мир так, чтобы все в нем было тебе угодно, и все что тебе угодно – благо. Но мы не думаем, что для нас это благо, так что не хотим ни умирать, ни мучиться за него.

Если ты способен творить миры, лучше уйди и сотвори себе другой мир, где изначально все будет по-твоему. Можешь взять с собой те народы, что пойдут с тобой добровольно. Мы примиримся с Престолом, если ты снимешь с нас бремя своей власти. Не должно быть в Обитаемом мире ни тебя самого, ни Князя Тьмы, которого ты сотворил, ни подземной тюрьмы для твоих врагов.

Люди в толпе стали переглядываться, так и не нарушая молчания: неужели Вседержитель отменит установленные века назад законы?

– Если ты, Вседержитель, готов договариваться с людьми, пошли вестника. Даем тебе день и ночь на раздумье. Явится вестник – мы выслушаем, что он нам скажет, и будем сами с ним говорить. Если же ты не хочешь решить дело согласием, тогда, получается, ты враг мира и наш враг. И мы пойдем на тебя войной, как и написано в твоем же Писании.

Яромир снова замолчал и оглянулся, всмотрелся в темноту храма. Джахир настороженно стоял рядом, сжимая рукоять своей кривой сабли. В храме было тихо, как в склепе. Какое-то время слышались только крики ворон и грачей, что вили гнезда на деревьях вокруг площади. Небо было серым, низким и казалось пустым. Яромир вздохнул и стал спускаться с храмового крыльца.

– Все слышали? – На крыльцо поднялся Радош, и крикнул громко, так, что голос отозвался эхом от окружавших площадь домов. – Если до завтра не будет ответа, начинаем собирать войско. Назад пути уже нет.

Наконец высохли дороги. Король Неэр отошел от стен Даргорода. На освобожденных землях началась пахота. Весна выдалась тяжелой и скудной: из запасов прошлого года часть дали в помощь Звониграду, часть – королю Неэру, чтобы варды согласились на перемирие. Простонародье понимало желание своего князя купить мир. Лучше уж потерпеть и подтянуть пояса, чем воевать в короткие дни пахоты и сева. «Войны не будет, – обещал Яромир. – Я поведу дружину к Небесным Вратам, а на земле больше не станем лить кровь».

В Даргород приехала хозяйка Кейли. Она привезла Шалого, Мышонка и маленького Креса, который скучал по матери. Поселившись в своей прежней пристройке, Кейли снова собрала семью. Правда, Элст и Нейви жили в дружинном доме, Лени – с целительницей Ликсеной при больнице. Но с возвращением Кейли и Мышонка они вновь почувствовали, что все в сборе. Дружинники-даргородцы, у которых были матери или жены, получали довольствие на семью, а не ели из общего котла. Так что дети Кейли обедали и ужинали вместе, а иной раз приводили к столу и сослуживцев, которых некому было побаловать домашней стряпней.

Хозяйка снова пригрела Девонну. Та редко ходила в больницу: она дома готовила отвары, мази и зелья. Кейли, как и прежде, взялась помогать молодой женщине по хозяйству. Яромир с дружиной в это время работал на восстановлении крепостных стен. Ополчение разошлось по родным деревням – пахать.

Приходя домой, Яромир заставал жену и сына, чувствовал запах отваров и трав и запах разогретого кушанья, которое приносила заботливая хозяйка Кейли. Перемирие перед походом было похоже на обыкновенный мир. Девонна иногда мечтала:

– После войны будем жить в своем доме. У нас будет много детей. Я буду украшать дом: сотку и везде развешу красивые полотна.

– Да, – подтвердил Яромир. – И по-прежнему будешь лечить больных и составлять зелья. А кем буду я? – Он задумался и вздохнул. – Ведь я ничему не научился за жизнь. Ни ремесла, ни науки, ни своего дела у меня нет. Служил в княжеской дружине, бродяжничал, был поденщиком…

Девонна сама понимала, что та жизнь, которую они вели когда-то в заброшенном храме, подходила только для изгнанников в ожидании Конца либо для небожителей, которым не надо изменять мир, а только украшать его, себя и свою жизнь. Она уже знала людей и понимала, что человеку нужно в мире дело и что он не может жить, не давая ничего другим людям и не беря ничего от них.