Небо и земля

О Буковине часто рассказывали в отряде. Полюбилась она солдатам. Глеб достал где-то изображение древнего герба Буковины, — на светло-золотом поле большая голова буйвола, с отвислыми ушами, приплюснутыми рогами. Теперь ветер бил в лицо, и Буковина проплывала за белыми отмелями. Как светлые прожилки в камне, вились горные реки по склонам широких хребтов, и на десятки верст тянулись буковые леса.

Быков обернулся: наблюдатель смотрел в глазок фотографического аппарата. Снизившись, Быков тотчас увидел темные тени, движущиеся по шоссе, и понял: здесь накапливаются резервы противника. Наблюдатель привстал, ткнул пальцами летчика в спину.

Запрятанные в лесу батареи били шрапнелью по самолету. До аэродрома теперь было не менее ста верст.

Снова открывалась внизу зеленая родина бука. По дорогам, от края до края, двигались части и обозы противника. За горами блестели реки, маячили крыши домов, дымились костры на берегах маленьких деревенских прудов, сверху похожих на осколки разбитого зеркала.

Отрулив, Быков спрыгнул на землю. Его встретили летчики, мотористы, мастеровые. Тентенников стоял в стороне и раскуривал трубку.

— Наконец-то! — радостно улыбнулся Глеб, подбегая к приятелю. — А то мы уже побаивались: не случилось ли чего…

— С прапорщиком Быковым? — усмехнулся наблюдатель — молодой унтер-офицер с загорелым безбровым лицом. — С ним легко летать: как на качелях качаешься.

Быков хотел рассказать Глебу о полете, но вспомнил вчерашнюю сцену у подъезда гостиницы, испуганное лицо Наташи и не смог вымолвить ни слова, только пожал крепко руку Глеба, притянул приятеля к себе, ласково потрепал по плечу.

Назавтра наблюдатель повез в штаб корпуса донесение и вернулся к вечеру; начальник штаба объявил благодарность за хорошую фотосъемку.

Глава четвертая

Русская девятая армия стояла в ту весну между румынской границей и маленьким городком на Днестре; на пространстве в девяносто верст держали фронт сто семьдесят тысяч человек.

Девятая армия, в 1915 году отступавшая под натиском германо-австрийских сил, оправилась на новых рубежах и несколько месяцев почти не меняла позиций.

Быков часто размышлял о дальнейшем ходе войны. Царское командование не умеет вести войну, проигрывает кампании, не умеет или не хочет бороться с немецкими шпионами, наводнившими все части армии, не снабжает войска снарядами, патронами, обмундированием, хлебом, и война неизбежно будет проиграна. Быков вспоминал слова Николая Григорьева: когда солдаты устанут от поражений, никакая сила не сможет повести их в наступление. Тогда-то и начнется революция.

О близости революции Быков говорил и своим друзьям. Они еще не понимали по-настоящему его слов в ту пору. Было у них смутное предчувствие предстоящего изменения жизни, и очертания будущего казались еще неясными, словно вершина далекой горы за туманной дымкой. Но раз Быков уверенно говорит об этом будущем, значит, он видит дальше, чем они сами. Допоздна засиживались приятели в своей халупе, беседуя о близком и в то же время таком далеком завтрашнем дне. Быков сказал однажды, что народ теперь уже не выпустит оружия из рук и найдет ему нужное применение.

— От солдат ни на шаг, — сказал он, и все согласились с его словами. Вместе со ста семьюдесятью тысячами людей, одетых в солдатские шинели, находились они на подступах к югу России.

Десятки тысяч человеческих судеб, соединенных войною на этом пространстве, были подчинены особому укладу, и армия жила своим собственным бытом, — у неё была уже своя история, свои легенды, свои излюбленные герои, и все чаще говорили солдаты о предстоящей борьбе за мир.

Выработался в армии и свой особый язык; различия говоров быстро сглаживались: вятские не подсмеивались над калужскими, а украинские песни знали ярославцы и владимирцы. Фронтовое братство становилось более нерушимым и верным, чем кровное братство, отношения между людьми складывались по-особому, по-новому, а быт начинался даже и на передовых позициях, всюду, где обживал человек землю — хоть на день или на два.

Авиационные отряды жили своей обособленной жизнью, и летчики мало знали о планах командования. В то время на юго-западном фронте происходили большие события.

Командование девятой армии разрабатывало тогда план вступления в Буковину, откуда открывался путь в самое сердце лоскутной австрийской империи.

С некоторого времени начало казаться летчикам, что армия готовится к решительным и крупным наступательным операциям, хотя истинный размах их еще не был никому известен.

Все чаще давали летчикам задания. Теперь летчик, вернувшийся первым, после посадки не уходил с аэродрома: его волновала судьба приятелей. Особенно заботлив был Быков, — казалось ему, что дерзкая отвага Глеба и отчаянная храбрость Тентенникова сулят им неприятности в воздухе; хитрить оба не очень умеют, а без хитрости в бою трудненько приходится.