Небо и земля

Потом Быков предложил сходить в синемá, — неподалеку, в окраинном кинематографе показывали видовую, посвященную последним полетам. Подумав, Николай согласился. И вскоре они уже сидели в грязном, плохо освещенном зале, с обшарпанными стенами, с колченогими венскими стульями на местах для публики, — в этих окраинных рабочих районах все было бедно и неприглядно, — не то что в богатых кинематографах центра, где бывали туристы и прочие иностранные завсегдатаи Парижа…

После сеанса вышел на сцену высокий француз в синей шапочке, напоминавшей не то кепку, не то матросскую бескозырку, откашлялся, обвел взглядом зрительный зал и, всплеснув руками, запел песенку о последних колониальных спорах, которые не сулят ничего хорошего парижанам. Он был очень подвижен, распевая, передвигался с одного края на другой. Несколько просто одетых людей, по виду мастеровых, дружно подпевали артисту, и особенно запомнился Быкову худенький француз в берете. Горбоносый, усатый, с влажными выпуклыми глазами, он, несмотря на свой маленький рост, производил впечатление человека лихого и задиристого. Он особенно громко подпевал и весело хлопал в ладоши в конце каждого куплета.

— Хорошие ребята, — сказал Николай, выходя с приятелем из кинематографа. — Мы с тобой, конечно, и десятой доли того, что они пели, не поняли, но уж одно-то ясно: помнят они, как в свое время их деды строили баррикады на парижских мостовых.

Они молча прошли по чахлому скверу, а прощаясь, Николай сказал:

— Дней за пять до отъезда зайди, пожалуйста, ко мне. Поручение есть небольшое: я-то ведь еще немного задержусь и Париже.

Глава пятая

Уезжая в Париж, Быков оставил Победоносцеву адрес дешевой гостиницы, в которой обычно останавливался.

— Если соберетесь в Париж, заходите в гости, вместе будем по-русски чаек попивать из самовара; хозяину гостиницы хороший самовар приезжий московский купец в прошлом году оставил…

Победоносцеву наскучило бездельничать в Мурмелоне, мсье Риго сказал, что к ученью допустит еще не скоро, и огорченный юноша решил ненадолго съездить в Париж. Он зашел к Быкову. Летчик обрадовался Победоносцеву, усадил его на диван, принялся расспрашивать о мурмелонских новостях.

Самовар шумел на столе. Быков ходил по номеру босиком, в жилетке и громко хохотал, слушая рассказ гостя то об очередных спорах Тентенникова, то о телеграфной переписке Хоботова с отцом, затребовавшим в Москву непокорного сына.

— Чайку отведайте, — сказал он Победоносцеву, наливая чай в маленькую раскрашенную чашку.

Дверь отворилась, и маленький худенький человечек вошел в комнату. Он снял котелок, ребром ладони пригладил полосы и молча поклонился. Это был очень тихий, спокойный человек, с ровным пробором от лба до затылка. Он придвинул стул, сел, разгладил складки на брюках и, чуть щурясь, поклонился снова.

— …мое письмо, мсье Быков, — начал он с полуфразы.

— Я получил ваше письмо, — ответил Быков, — но не знаю, что вы хотите мне предложить.

Маленький человечек улыбнулся, показывая два кривых ряда золотых зубов, и достал из кармана небольшую бутылку с голубой этикеткой.

— Прежде всего разрешите вас угостить коньяком, который разливают в моих погребах. Надеюсь, вы помните, как меня зовут…

— К сожалению, подпись была неразборчива…

— Меня зовут Анри Фуке. Вы пили, должно быть, мои коньяки.

Быков поклонился.

Победоносцев с удивлением смотрел на странного маленького человечка и никак не мог сообразить, какие дела могут быть у коньячного фабриканта с Быковым.

Осторожно, чтобы не пролить ни капли драгоценного напитка, Фуке налил коньяк в граненые рюмки.

— Я случайно приобрел биплан. Мне нужен опытный авиатор для участия в соревновании на приз. — Он назвал один из конкурсов, устраиваемых парижскими газетами. — Мне рекомендовали вас…

Быков молчал.

— Вы летите на следующих условиях, — сказал Фуке, надевая пенсне и вооружаясь карандашом. — Я оплачиваю ваши расходы, плачу вам пятьсот франков, сто франков вашему помощнику и двадцать процентов с выигранных призов. Первый приз — десять тысяч франков, значит…

— Завтра я дам ответ.

Фуке поднялся со стула.

— Если не позвоните до двенадцати часов, буду говорить с другим, — сказал он, выходя из комнаты.

Возвращаясь в Россию, Быков собирался купить аэроплан, хоть самый плохонький, и начать полеты по провинциальным русским городам, знакомя население с достижениями авиации. История с Левкасом подходила к концу. Следовало рвать контракт. Собственный аэроплан, казалось Быкову, даст самостоятельность, независимость от хозяев. Слишком трудно было ему в последние месяцы. Теперь, когда он мог победить лучших авиаторов Франции, хозяин напоминает о себе. Он зовет своего служащего обратно…

— Хотите быть моим помощником во время перелета? — спросил Быков, положив руку на плечо Победоносцева.

— Еще бы! Только справлюсь ли я с такой работой?

— Пустяки. Конечно, справитесь. У меня будет механик. Вы вместе с ним поедете за мной в автомобиле, повезете запасные части и бензин.

На следующий день после обеда Быков и Победоносцев поехали на аэродром в Исси ле Мулино. Фуке гулял по полю.