Небо истребителя

— Слушаюсь, товарищ майор. Не выдержала. У меня ведь был жених. Он, как и вы, летчик, Герой Советского Союза. Его сбили над этой проклятой Германией. А под Москвой в сорок первом погибли отец и брат.

Зоя замолчала. Я воспользовался этим:

— И у меня на войне брат стал инвалидом. Отец погиб (я специально не сказал, что в гражданскую войну). Если все мы, кто потерял близких и родных, будем лить слезы, то и сами захиреем. Погибшие за это нас не похвалят. Так что надо крепиться.

Когда поезд приближался к Москве, я вышел в коридор. Людей, прошедших Великую Отечественную войну, невольно тянет посмотреть места боев. При этом они любят тишину. В тишине лучше думается. Перед окном вагона проплывало Подмосковье. Здесь был развеян миф о непобедимости фашистской армии. Народ грудью загородил столицу.

Трудно под Москвой было нашим летчикам-истребителям. Враг бомбил столицу ночью, посылая иногда до 250 самолетов. У нас ночью летало не более ста летчиков. Причем на старых типах истребителей, в основном на «ишачках». И все же воздушную битву за Москву мы выиграли. Впервые за время Великой Отечественной нами было завоевано оперативное господство в воздухе. Налеты на Москву с апреля 1942 года фашистам стали не под силу и почти прекратились…

Утро. Белорусский вокзал. Зоя Рябцева спросила:

— Арсений Васильевич, у вас есть где переночевать?

— Попытаюсь устроиться в гостиницу.

— Зачем? — порывисто заговорила Зоя. — Поедемте прямо к нам. У нас с мамой отдельная двухкомнатная квартира.

— Спасибо, Зоечка, — поблагодарил я, — Но сейчас мне надо поехать в штаб. Может, после. Дайте ваши координаты?

Я записал адрес, номер телефона и прямо с поезда направился в штаб. Пожилой угрюмый полковник, ведающий распределением самолетов, встретил меня недружелюбно, даже не предложил сесть. Когда я рассказал ему о шторме и попросил выделить для полка самолеты, он властно сказал:

— Выходит, вместо того чтобы вас за преступную халатность наказать, мы должны поощрить вас самолетами?

— Виновники уже наказаны. А полк…

— Товарищ майор! — полковник повысил голос. — Вы почему грубо разговариваете со старшим по званию?

Сдерживая свою неприязнь к формалисту, я спокойно проговорил:

— Виноват. Разрешите выйти?

Прежде чем отпустить меня, полковник примирительно сказал:

— Предлагаю написать рапорт на имя своего командира дивизии, чтобы он походатайствовал перед высшим командованием о выделении вам самолетов По-вторых для учебно-боевой подготовки.

Иначе встретил меня генерал-майор авиации Александр Федорович Волков. Предложив сесть, он дружелюбно спросил:

— Какие проблемы?

Я повторил то, что говорил полковнику.

— Да-а, печальный случай, — заметил генерал. — В Белоруссии такие штормы — явление редкое. А люди не пострадали?

Потом Александр Федорович поинтересовался, как устроился полк, спросил о боевой подготовке, сообщил, что истребительные дивизии, вооруженные «лавочкиными», начали перевооружаться на Ла-9 и Ла-11. Пообещал, что в конце этого года и мы получим эти самолеты. Только после этого генерал спросил:

— Так сколько вам надо По-вторых? Завод настроил их порядочно. Боевые полки, вооруженные ими, расформированы. Так что у нас в этих машинах нехватки нет.

— Нам надо четыре, — набравшись духу, выпалил я.

— Хорошо.

3.

День выдался нелетный. Утром позвонил Голубов и приказал прибыть вместе с заместителем по политчасти на совещание. В дивизию прилетел командарм Тимофей Тимофеевич Хрюкин.

— Интересовался тобой и делами в полку, ведь у тебя под началом все асы, которыми командарм командовал под Сталинградом, — сказал Голубов.

— Поэтому и интересовался? Или есть другая причина?

— Узнаешь на совещании.

Генерал-полковника авиации дважды Героя Советского Союза Тимофея Тимофеевича Хрюкина я еще не видел, но слышал о нем много. За глаза его все почтительно называли Тимофеем Тимофеевичем, хотя он был самым молодым из командующих. В свои 35 он уже шесть лет возглавлял армию, участвовал в гражданской войне в небе Испании, воевал против японцев в Китае, во время советско-финляндской войны был командующим военно-воздушными силами 14-й армии, а в Великую Отечественную стал командующим воздушной армией.

Но не только опыт сделал Тимофея Тимофеевича мудрым авиационным руководителем. До партийной мобилизации на учебу в школу военных летчиков он успел окончить рабфак, учился в сельскохозяйственном институте. Перед Великой Отечественной войной, закончил курсы при Академии Генерального штаба. Чтобы дослужиться до командарма, ему нужно было преодолеть немало ступенек служебной лестницы. Для этого кроме опыта и знаний нужно иметь сильную волю и могучее здоровье. И я не удивился, когда увидел, что Тимафей Тимофеевич высок и удивительно строен. В нем все дышало богатырской силой. Спокойное, умное лицо с широким и высоким лбом, русые волосы с зачесом назад. И ни капли начальственной напыщенности.

После докладов командиров полков командующий сказал: