Небо истребителя

В голубых глазах ни укора, ни слез. В них только одна беспомощность. И эта женская беспомощность на Домова подействовала сильнее любых просьб и требований. Он искал выход из безвыходного положения. Почему бы не взять Шуру с собой? Может, «Чайка» выдержит? Нет, опасно. Да а в воздухе могут сбить. Лучше ей ехать с Комовым.

Как все скверно получилось! Разве они имели право сегодня ночью спать, когда фашистские армии занимали исходные рубежи для нанесения удара? И вот результат: немцы обходят Белосток и их аэродром. И этот белостокский выступ при стремительном продвижении противника может стать ловушкой. А ведь мы все планы строили под девизом: «Ни одного вершка своей земли не отдадим никому». От обиды, что все получилось не так, как должно быть, от беззащитности Шуры и жалости к ней он хотел сказать: «Летим!» Но его колебание и раздумье заглушил пулеметно-пушечный говор четверки фашистских истребителей. Все инстинктивно упали на землю и укрылись под самолетом. От пуль и снарядов вокруг них взрыхлялась, земля. «Мессершмитты» пронеслись над ними и начали кружить над аэродромом.

— Они засекли нас. О взлете нечего и думать, — заговорил Комов. — И ждать больше нельзя: немецкие танки уже обходят аэродром и вот-вот могут прорваться к нам. У нас два велосипеда. На них безопаснее. Поедем по два человека.

Домов в раздумье глянул на Шуру. Он только сейчас понял, что своим поведением она спасла ему жизнь, задержав вылет. Эта четверка «мессершмиттов» прихватила бы его на взлете или в небе сразу после отрыва от земли. А он, не имея скорости, стал бы для противника просто мишенью.

— Товарищ командир, оставим «Чайку», поехали. Может, выберемся, — торопил Комов.

Домов понимал степень опасности, но ему не хотелось бросать «Чайку», а самому с женой спасаться бегством. Он колебался, с надеждой смотрел в небо:

— Может, появятся наши истребители? Надо подождать.

Никто из них и подумать тогда не мог, что к середине первого дня войны почти половина самолетов Западного Особого военного округа была уничтожена противником на земле и в воздушных боях. Из тысячи с лишним истребителей в строю осталось менее двухсот. Фашистская авиация господствовала в небе.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился к Домову механик, — разрешите доложить технику.

— Докладывайте.

— Товарищ техник-лейтенант, ваше задание выполнено, самолеты сожжены, — затем кивнул на «Чайку», подготовленную к взлету. — А как с этим быть?

— Выжду момент в улечу, — твердо ответил Домов.

Молчание. Оно затянулось. В этот момент Домов подумал: «А что, если мне уехать с Шурой на велосипеде?» Он вопросительно обвел всех взглядом и с грустью остановился на жене. Она по-своему поняла его:

— Поедем? Вдвоем и умирать легче.

— Тебе надо жить, — твердо ответил он. — А нам, солдатам, воевать. Езжай на велосипеде, я полечу.

— Даю слово: Шуру доставим целой и невредимой, — заверил Комов. И, понимая сложившиеся условия, уточнил: — Если с нами ничего не случится.

Южнее аэродрома раздались сильные взрывы. Все настороженно повернулись. Там виднелась девятка наших бомбардировщиков СБ под прикрытием тройки И-16.

— По танкам работают, — предположил Домов и взглянул вверх: пара «мессершмиттов» от аэродрома устремилась на наших бомбардировщиков. Он решил воспользоваться моментом, распорядился: — А ну, Комов, быстро! Помоги запустить мотор, — и, торопливо простившись с женой, сел в самолет.

Прежде чем вырулить на взлет, Домов остановил взгляд на жене. Струя от винта «Чайки» развевала ее голубое платье и растрепанную, обгоревшую косу. Она прощально помахала рукой и как-то беспомощно улыбнулась. Но в этой улыбке он уловил укор, который хлестнул сильнее пощечины.

Оторвавшись от земли, он развернулся на восток, но его тут же атаковала пара «мессершмиттов». У самолета Домова то ли от огня фашистов, то ли от перегрузок (это с «Чайками» бывало) лопнула на левом крыле расчалка. Машина теряла управление. Понимая опасность, Костя поспешил выпрыгнуть с парашютом, но на земле попал в лапы вражеских солдат. Они сняли с него парашют, отобрали пистолет, связали руки, выделили сопровождающего, и тот, показывая дорогу автоматом, повел его. Когда проходили мимо кустов березнячка, Домов выразительно показал охраннику, что ему нужно справить естественную надобность. Гитлеровец брезгливо поморщился, но руки ему развязал, отошел от него шагов на пять и стал закуривать.

В километре от них проходила шоссейная дорога, по которой должны были ехать на велосипедах Комов, Шура и Волков. Домов решил, что успеет перехватить их и уехать с ними на восток. Использовав свои борцовские и боксерские способности, приобретенные в детдоме, он совершил тигриный прыжок к фашисту. Тот не успел и пикнуть, как был повален на землю и задушен. Домов схватил его автомат и не мешкая побежал к шоссейной дороге.