Небо истребителя

— Разрешите по шесту добраться до кольца? — попросил я. — Попробую продернуть веревку.

— А сумеете?

— Сумею, товарищ командующий.

Карабкаясь по столбу, я быстро достиг кольца. И все же узел веревки, хотя и был сухим, через кольцо не проделся. Тогда, удерживаясь ногами на столбе, я одной рукой ухватился за флаг, другой — за веревку и хотел силой вытащить ее из кольца. Но флаг оборвался, а я вместе с ним упал прямо на широкие плечи командующего. Тот охнул и, хотя был крепок, устоять на ногах не смог и упал вместе со мной. Я никакой боли не чувствовал, но испугался за командующего. У меня невольно вырвалось:

— Ушиб я вас? Извините, — хотел было встать, но Хользунов то ли от боли, то ли от вспышки гнева приказал:

— Лежи! — сам он встал и, оглядев меня, спросил: —, Ушиблись?

— Нет.

— Встаньте.

Прихватив слетевшую с головы пилотку, я поднялся, привел себя в порядок и, вытянувшись в струнку, спросила

— Товарищ командующий, разрешите получить дальнейшие указания?

Хользунов внимательно оглядел меня и, поправляя на себе гимнастерку, уже спокойно, но с упреком заговорил:

— Указания? Какие такому лихому акробату могут быть указания? Хотя есть. Прощупайте себя, нет ли каких повреждений?

Я действительно не чувствовал никакой боли, поэтому, не пошевелившись, четко ответил:

— Никаких ушибов нет!

Мои спокойные ответы подействовали на Хользунова не в мою пользу. Он повысил голос:

— А сейчас марш на пять суток под арест!

— А как быть с дежурством? — спросил я, не меняя позы.

Комдив, прощупывая свое правое плечо, притопнул ногой:

— Выполняйте, что приказано!

Пока я шел до гауптвахты, командующий сменил гнев на милость и, позвонив начальнику гауптвахты, передал, что он снял с меня взыскание, разрешив продолжать дежурство.

Вспомнив этот случай, я с грустью вздохнул: Виктор Степанович Хользунов через год погиб при испытании новых бомб…

Мы объехали летное поле. Особое внимание обратили на взлетно-посадочную полосу, где уже заканчивала работу снегоочистительная машина, оголив асфальтобетонное покрытие. Хотя полоса сильно потрескалась, но была крепко приварена морозом к земле. Пока летать с нее было можно. Но апрель снимет с нее морозную сварку и оголит щели. Тогда все усложнится.

Осмотрев аэродром, мы поехали в казарму, чтобы уже по картам изучить предстоящий район полета. Однако и здесь нас ожидало разочарование. Как это нередко бывает в больших делах, о мелочах забывают. Так получилось и теперь. На полетные карты своевременно заявка не была дана.

— Но из этого положения, я думаю, мы выйдем, — продолжал информировать меня только что назначенный начальник штаба полка майор Валентин Иванов, — Я сейчас пошлю человека к штурману местной летной части, он нам поможет.

Для участия в параде нам предстояло создать семь звеньев и один резервный экипаж. А мы все прибыли из разных частей и даже из разных военных округов, многие впервые встретились в Монино, раньше не знали друг друга. Надо было решить, по какому принципу лучше формировать экипажи и тройки. Командование по характеристикам, по деловым и психологическим принципам подобрать людей затруднялось. Это нужно было сделать коллективно. Такой демократический принцип создания звеньев и экипажей соответствовал обстановке. Однако до начала организационного совещания мне позвонил командующий авиацией Московского военного округа генерал Сбытов:

— Самолеты Як-пятнадцатые прибудут к вам не раньше чем через неделю, — сказал он. — Зато поршневые «яки» появятся завтра, и вы начните на них полеты строем. Сначала тройками, потом попробуйте пятерками. Заодно облетайте район аэродрома. Задача ясна?

— Ясна. А кто будет обслуживать «яки»?

— Ваши техники.

— Понятно. Я с летчиками осмотрел аэродром. Полоса сильно растрескалась. Боюсь, летать на реактивных с нее будет нельзя.

— Пока летайте на поршневых. Когда прибудут реактивные — решим. Может, придется и перебазироваться.

2.

В народе говорят, что март прокладывает дорогу весне. В том же году он словно вступил в сговор с зимой и упорно сражался за нее. Ночью морозы зло обжигали людей, а днем часто свирепствовали снежные метели. Только в начале апреля зима отступила. Хотя перед рассветом она напоминала о себе легкими заморозками, днем начиналась власть солнца. До чего же оно было ласково-теплым! Во время полетов техники и механики снимали с себя зимние куртки и работали в гимнастерках, наслаждаясь приветливо-игривым солнцем. И только потемневшие остатки снега да искрящиеся лужи напоминали о том, что до лета еще далеко.

С утра я руководил полетами. Летчики на поршневых «яках» летали звеньями в три самолета и пятерками. Сначала не все получалось. Летчики-руководители отвыкли летать ведомыми, да еще в плотных строях — крыло в крыло. Оттягивалось прибытие реактивных «яков», что особенно тревожило меня.

Костя Домов лучше других понял мое состояние.

— Не грусти, — посоветовал он. — Погода установилась. Отставание наверстаем. И зачем тебе самому руководить полетами? Назначай других. У нас в полку пять майоров.