— А что это значило? — спросил Алесюк.
— Я ничего, не понял. Представился Сталину. Он внимательно посмотрел на меня и медленно проговорил:
«Прошу вас, товарищ Ворожейкин, сказать свое мнение о новых реактивных самолетах. Только прошу — свое личное мнение».
Когда мы отошли от Сталина, ко мне вплотную подошел уже пожилой мужчина в гражданском и тихо, почти шепотом, сказал:
«Я полковник госбезопасности. Прошу, товарищ Ворожейкин, откажитесь от слова. Прошу, как отец сына».
— Странно, — заметил Алесюк.
— Очень, — согласился я. — После парада я немного простыл, и у меня появилась в голосе хрипота. А тут совсем пересохло, в пот бросило. И я сказал Василию Сталину, что не могу говорить: охрип.
«Струсил! — упрекнул он и грубо выругался, потом спросил: — Посоветуй, кто из летчиков может хорошо выступить?»
«Акуленко, начальник Центра переучивания».
— Так кто же от реактивщиков выступил? — спросил Алесюк.
— Никто, — ответил я. — И дело, по-моему, в обмане. Сталину не было известно, что на реактивных истребителях вместо пушек стоят металлические болванки. А Берия не хотел, чтобы он об этом узнал.
С Алесюком я распрощался у его дома и пошел к себе. Как только открыл калитку во двор, сразу увидел Валю. Они с Верой высаживали в грядки рассаду помидоров. Оля ползала рядом.
Я тихо подошел:
— Слава труженицам!
Жена вздрогнула и выпрямилась. Какое-то мгновение она молчала, сияя от радости, потом упрекнула:
— И не сообщил, что прибудешь…
— Так получилось. Но это к лучшему: неожиданность усиливает радость встречи. Так ты писала мне. — И, взглянув на застывшую в недоумении младшую дочку, спросил: — Правильно, Оленька?
У девочки задрожали губы, она потянулась ручками к матери.
Но Валя не взяла ее, а только погладила по голове. От радости, что дочка не заплакала, я начал подбрасывать ее вверх, и она заулыбалась, а Вера, стоя около нас попросила:
— Папочка! И меня тоже подкинь!
Что может быть в жизни приятнее таких встреч! Разлука не только проверяет, но и крепит настоящую любовь. Встреча принесла нашей семье столько новых красок, неповторимых чувств, что весь остальной мир на какое-то время остался вне наших ощущений.
«Ищите женщину…»
Совещание в Главном штабе Военно-воздушных сил, на которое я был приглашен, открыл главнокомандующий маршал авиации Константин Андреевич Вершинин.
— Нам предстоит, — сказал он, — проверить готовность авиационных заводов к выпуску новых реактивных самолетов. Военные приемщики сжились с заводами, не замечают недостатки. Они во многом лично зависят от руководства заводов, — взгляд маршала стал строгим. — Такое положение нельзя считать правильным. Любая зависимость человека от кого-либо ведет его к подчинению, к снижению требовательности.
…Мне невольно вспомнился май сорок третьего. Тогда наш истребительный авиаполк получил новые самолеты Як-7Б. А вскоре с их крыльев в полете начала слетать обшивка. Причиной «раздевания» стало нарушение заводом технологии работ. Была в этом вина и представителей военной приемки. К нам прибыли заводские рабочие. День и ночь работали они, чтобы исправить дефект. И в Курскую битву мы вступили на исправных, надежных истребителях.
А маршал между тем продолжал:
— Объективнее всего заводы могут проверить знающие люди. Прошу встать участников Первомайского парада на реактивных истребителях.
Из летчиков поднялся один я. Вершинин с удивлением взглянул на своего заместителя по боевой подготовке генерал-лейтенанта Степичева:
— Почему только один? Разве остальные летчики не освоили реактивные машины?
Степичев пояснил:
— Инспекторы не участвовали в параде. А майор Ворожейкин скоро будет переведен к нам. Но почти все летчики, кто выделен для проверки авиазаводов, летали на реактивных самолетах, а инженеры изучали реактивную технику.
— Что значит «почти все»? Выходит, проверять готовность заводов к выпуску реактивных самолетов будут инспекторы, которые сами не работали на них? Это неправильно. Задача инспекторов сложная, нужно вникнуть во всю заводскую жизнь. Недавно начался выпуск бомбардировщиков Ту-4. По дальности полета они не уступают американским. Такие машины мы не собирались делать, но международная обстановка после войны резко изменилась и вынудила форсировать выпуск своих дальних четырехмоторных бомбардировщиков.
Я был включен в группу, которую возглавлял Герой Советского Союза подполковник Щиров Сергей Сергеевич. Среднего роста, плотного сложения, лицо смуглое, полноватое. Черная шапка вьющихся волос придавала его облику что-то цыганское. Говорил он спокойно, но с некоторой властностью. В черных глазах часто проскальзывала какая-то тревога, казалось, он вот-вот сорвется на злой и крикливый тон.
Август стоял жаркий. На вокзале при выходе на перрон я встретился с Щировым и его женой. Она была весьма привлекательная, шеголеватое шелковое платье подчеркивало ее великолепную фигуру.
— Знакомься. Моя жена, — представил ее Щиров.
— Софья Матвеевна, — сказала она с приятной улыбкой и протянула руку.