Небо истребителя

У каждого летчика свой характер, и каждый взлетает по-своему. Но при проверке техники пилотирования все стараются показать особое мастерство. Ведь оценка этого полета будет записана в летную книжку.

Кутахов начал взлет умело и спокойно. Как ни присматривался я к разбегу самолета, никаких отклонений не заметил. Даже отрыв от полосы и выдерживание на метровой высоте прошли без изменения положения машины. И только когда начала стремительно уходить вниз земля, я понял, что взлет произведен на «отлично».

Зона для пилотирования находилась километрах в пяти от аэродрома. Набрав 4000 метров, Павел Степанович взял ориентиром направления посадочное «Т», маячившее вдали белым крестиком. На мелких виражах допускается колебание скорости, но стрелка прибора словно застыла на нужной цифре. Я удивился: такого мастерства мне наблюдать не приходилось. Левый глубокий вираж летчик сделал тоже без малейшего колебания скорости. Это уже насторожило меня: не приспособлено ли на самолете какое-нибудь устройство для стопорения стрелки? Из своей кабины я незаметно для Кутахова увеличил скорость, и стрелка мгновенно среагировала. Больше в управление я не вмешивался. Все остальные фигуры высшего пилотажа были выполнены чисто, даже с каким-то артистическим изяществом. И что характерно, весь пилотаж был произведен без отклонения от направления на посадочное «Т» аэродрома. Приземление тоже прошло удивительно точно и так же мягко, как взлет.

Когда мы вышли из самолета, я пожал Кутахову руку:

— Полеты вы освоили в совершенстве.

Делая запись в летную книжку Кутахова, задумался. Он заслуживал отличной оценки, но его полет был выше установленных оценочных норм. Он был выполнен не просто мастером высокого класса, а мастером-художником. Поэтому я отказался от стандартной записи, написал короче и проще: «Полет выполнен замечательно! Так советую летать и впредь!»

4.

Истребитель МиГ-15, обладая сильным вооружением, мог использоваться как штурмовик для удара по наземным целям. Его 37-миллиметровая пушка способна была пробивать броню танков, что очень важно. Прославленные штурмовики Ильюшина, которые на фронте называли «летающими танками», сходили с вооружения, и МиГ-15 фактически стал реактивным штурмовиком. Летчики, по докладам командования, неплохо овладели искусством стрельбы по наземным целям, и мы решили посмотреть, насколько это соответствует действительности.

Аэродром, где мы производили проверку, служил своего рода полигоном для стрельб с воздуха по наземным целям. По сторонам взлетно-посадочной полосы около соснового пояса были размещены мишени и вышка для управления стрельбой.

Полковники Павел Кутахов, Андрей Ткаченко и я находились на вышке, с которой хорошо была видна белая мишень, изображающая силуэт самолета. Неподалеку от нее для контроля результатов стрельб расположился подполковник Александр Лаухин. Метрах в двадцати от нас был выложен полотняный крест, обозначающий, что стрельба запрещена, что идет подсчет попаданий только что закончившего работу летчика. Вскоре по телефону сообщили оценку и разрешили продолжать стрельбу. Кутахов приказал сменить крест на букву «Т», только после этого руководитель стрельбы разрешил выход на цель очередному истребителю. Летчик, уже находившийся в воздухе, выполнил маневр и перешел в пикирование, но не на меловую мишень, а почти на нашу вышку. Мы были уверены, что он исправит ошибку и отвернет, но он пикировал прямо на нас. Кутахов, видя это, пытался что-то крикнуть в микрофон, но его голос забила стрельба. Нас словно ветром сдуло с вышки, но огонь уже прекратился, а летчик спокойно вывел МиГ-15 из пикирования и стал делать разворот для повторного захода. Кутахов стрелой взлетел на вышку, схватил микрофон:

— Сорок пятый, я — «Земля». Как меня слышите?

— «Земля», я — Сорок пятый. Вас слышу хорошо. Разрешите, продолжить работу?

— Работу запрещаю. За-пре-щаю! Идите на посадку!

Летчик помолчал, потом с обидой спросил:

— Почему? У меня остались снаряды.

— Вы поняли? — крикнул в микрофон Кутахов. — Немедленно садитесь!

— Понял, — подавленно ответил летчик.

Я хотел посмотреть на плановую таблицу, лежащую на столе, узнать, кто стрелял, но руководитель стрельбы опередил меня:

— Лейтенант Василий Васин.

— Я у него проверял технику пилотирования. Хорошо, слетал. Что с ним случилось?

— Не могу понять, — все еще не успокоившись, ответил Кутахов. — Парень старательный, исполнительный.

В этот момент запросил разрешение на стрельбу очередной летчик. Кутахов, понимая, что произошло ЧП, глядя на нас, инспекторов, как бы советуясь, сказал:

— Я думаю, надо прекратить полеты и разобраться с Васиным.

— Решайте сами, — ответил Ткаченко. — А вот Васина, как только он сядет, немедленно доставьте сюда. Надо сделать так, чтобы он ни с кем словом не обмолвился.

— Слушаюсь, — сказал Кутахов, приказав выложить крест, являющийся своеобразным семафором запрета на стрельбу.