Небо любви

Я сразу стала объектом его пристального внимания, что было заметно невооруженным глазом. Откровенно говоря, я не в обиде на Всевышнего, не обделившего меня своими щедротами при раздаче даров, хотя и мудрец утверждал, что судьба «кому дает язык, тех обделяет зрением, кто получил глаза, немым придется быть». Но даже при всех полученных судьбой дарах, для меня был настоящим откровением тот ярко выраженный восторг, какой испытывал Валерка, оценивая мои внешние данные.

— Лу, я никогда не встречал таких красивых ног, как у тебя. — Сомов, похоже, воспринимал мои ноги, как отдельно живущий организм. — Форма, изгибы, линии — ну просто идеал красоты. Это Голливуд. Перед такими ногами нужно падать ниц.

— Ты так нахваливаешь мои ноги, словно пытаешься отвлечь внимание от моих недостатков, — смеясь, сказала я.

— У тебя их просто нет, и ты сама это прекрасно знаешь, — ответил Валерка. — У тебя потрясная фигура и сногсшибательные волосы. — (Я была чуть ли не единственная в компании стюардесса с длинной толстой косой.) — Но твои ноги — это нечто!

Сначала я довольно терпеливо выслушивала дифирамбы в свой адрес. Но, узнав о том, что Сомов родился в один день и в один год с моим мужем, ушедшим в мир иной в тридцать семь лет, у меня появилась к юбиляру жгучая неприязнь, почти ненависть. Хотя его единственной виной передо мной была дата его рождения. После того как за широким застольем были произнесены первые официальные тосты, я почувствовала, как в горле моем першит от подступающих слез.

«Ну почему, почему так несправедлива жизнь? Почему мой сильный, умный, молодой и такой любящий, хоть и обидевший меня однажды, Павел нашел приют в земле под березами. Ведь это на его юбилее я должна была сейчас присутствовать, ему, а не Сомову улыбаться», — с горечью думала я и, чтобы не портить праздник другим, постаралась как можно незаметнее уйти. Я спустилась к бассейну, спрятанному среди буйно-разросшихся кактусов.

Стемнело. Теплый августовский вечер, напоенный средиземноморскими запахами моря и звезд, немного согревал душу. Да, да, мне казалось, что звезды тоже дышали ароматом, как дорогие французские духи. И тем больнее было чувствовать и понимать, что жизнь так прекрасна, а я в этой жизни одна. И я захлебывалась этими чарующими ароматами и горько рыдала, прислонившись к колючему кактусу.

— Ты где, Лу? — послышался нетерпеливый голос Сомова.

Я не хотела, чтобы он видел мои слезы, слишком велика честь. Разозлившись, я сделала боксерский выпад в сторону огромного кактуса, тот ответил мне десятками жгучих стрел. Я вскрикнула, обнаружив себя перед Сомовым.

— Лу, тебе нервы лечить надо, ты сумасшедшая, — сказал Сомов, заметив мою дикую выходку. Он взял мою уже распухшую нежную ладонь и зубами начал вытаскивать из нее колючки. Он слизывал появляющуюся на ней кровь, и этот его жест заставил меня снова заплакать. — Лу, ну не реви. Пойдем в бар в однорукого сыграем, с местным населением пообщаемся или просто погуляем. С чего ты так на меня разозлилась? Кажется, ничего обидного я тебе не сказал.

— Просто моему мужу было бы сегодня столько, сколько тебе.

— И ты, конечно, за это меня возненавидела, — догадался Сомов.

В ответ я тактично промолчала.

Валерка сгреб меня в охапку и заставил покориться своему плану. Наигрались мы в однорукого от души! Я подумала тогда, что мой азарт меня погубит когда-нибудь. Потом мы гуляли до полуночи по замысловатым мальтийским улочкам и разговаривали, разговаривали. Давно я уже так не откровенничала с мужчиной.

— Знаешь, в чем я себя корю, — сказала я, — в том, что как-то после очередной размолвки с Пашей, я мысленно пожелала ему не вернуться домой, совсем не вернуться.

— Наверное, у тебя были на это причины, — буркнул Валерка.

— Нет таких причин, чтобы желать человеку несчастье! — запальчиво возразила я.

— Слушай, Лу, может, хватит тебе уже поститься. Мертвое — мертвым, а живое — живым. Наверное, наша встреча не случайна, рожденные в августе Львы не могут остаться к тебе равнодушными, — вкрадчиво сказал Сомов.

От него исходила какая-то первобытная сила самца, которая парализует самок, делая их послушным орудием в руках умелого воина. Я сопротивлялась изо всех сил, но мое сопротивление еще больше возбуждало его и прибавляло ему сил. В итоге он легко обезоружил противника, а мое красивое нижнее белье, к которому я питала слабость, было с остервенением сорвано с меня в мгновение ока. Бычьему телосложению Сомова не составляло труда справиться с моим, довольно изящным. Его мощные ноги раздвинули мои балетные так, словно хотели заставить меня сесть на шпагат.

— Наглец, — возмущалась я, задыхаясь от его жгучих поцелуев и крепких объятий. Грубая сила и бесстыдные откровенные ласки оскорбляли меня тогда и одновременно заставляли испытывать одни сладострастные конвульсии за другими.

Выплеснув в меня последний заряд своей похоти, он, наконец, успокоился, утомленный страстями и удовлетворенный их воплощением. В сущности, этот гедонист Сомов, наверное, меня и развратил, заставив ощутить жажду жизни и сладость порока».