Небо любви

Спи, котенок, сладко, сладко.
Я хочу к тебе в кроватку.
Крепче глазки закрывай,
Ты хороший, так и знай.

Невыразимой нежностью и спокойствием были насыщены для них обоих первые дни после возвращения Юльки с курорта. Понимая, что первое время дочери надо побыть вдвоем с Волжиным, Елена Васильевна настояла на том, чтобы Олег переехал к ней.

— Мама, ну как же так, мне, право, неловко, словно я и не мать вовсе, — виновато говорила Юлька.

— Доченька, не возражай, я лучше знаю, что тебе сейчас нужно. Ты так долго жила в одиночестве, забывая о себе, посвящая всю свою жизнь детям и работе, что давно заслужила право и на личное счастье. Да и Олегу от меня ближе до университета добираться. Только все же надо оформить ваши отношения с Волжиным.

— Мама, ты же знаешь, почему мы не сделали этого раньше, — погрустнела Юлька.

— Да, конечно, знаю — из-за трагедии с Луиджи.

— Да, это так. Но Сонечка должна приехать на днях, и мы распишемся, не собирая пышную свадьбу.

— Ну и молодцы! Я очень рада за тебя, доченька. И когда же это будет? Мне нужно как-то подготовиться к такому событию.

— А зачем тебе готовиться? Свадьба будет в ресторане.

— А не лучше ли по-домашнему отметить? — засомневалась Елена Васильевна.

— Нет, мама, не лучше. Да, я знаю, «ничто так не улучшает вкуса домашних блюд, как изучение цен в меню ресторана», но давай обойдемся без жертв с твоей стороны. Процесс приготовления свадебного ужина и применяемые при этом усилия могут довести до инфаркта.

— Ну, как знаете. Не буду вам диктовать. А как же Илюшенька? Ведь он сейчас в Женеве, значит, его не будет на вашей свадьбе?

— Нет, зачем отрывать его от занятий. Вот наступят зимние каникулы, тогда он прилетит и будет присутствовать на еще более важном событии — нашем венчании. Только из-за Ильи Стас и согласился отложить эту церемонию.

— Вот теперь я спокойна, — довольно улыбнулась Елена Васильевна. — А как же платье? — Тут же встрепенулась она. — Ведь прежнее ты сдала в комиссионный магазин.

— Не волнуйся, мама, Сонечка обещала привезти из Италии все необходимое. Только Стас очень недоволен — говорит, что сам хотел бы выбрать мне наряд.

Скоро из Палермо прилетела Сонечка и в качестве свадебного подарка привезла Юльке великолепное ажурное платье, атласные туфельки и все другие свадебные аксессуары.

— Соня, ты ставишь меня в неловкое положение, — с упреком сказал Волжин. — Я способен и сам приобрести для невесты свадебный наряд.

— Нет, Станислав, если хотите остаться мне другом, то не пытайтесь заводить подобные разговоры, — твердо сказала Соня, а ее карие с зелеными крапинками глаза были грустны. — Если бы вы только могли представить, как мой Луиджи любил ваших сыновей и сколько еще доброго хотел сделать для моей лучшей подруги! Он оставил меня богатой вдовой, только я не стала от этого счастливей. Единственное, что может радовать меня, — я теперь смогу помочь родным, близким и просто детям, лишенным родителей. Луиджи завещал огромные средства детским домам в России. Этот большой ребенок имел большое сердце.

«Насколько старше стала казаться Соня, — подумал Волжин. — Все та же фигура и та же гладкая кожа, но старше стали глаза, которые перестали излучать улыбку». Чтобы не расстраивать восприимчивую к чужому горю Юльку, Волжин умолчал о своих наблюдениях. Он не проронил ни слова, не желая вторгаться в такие тонкие миры, доступные пониманию лишь самых впечатлительных и чувствительных натур.

Поздним вечером, незаметно наблюдая, как теперь уже его законная жена тихо села на пуфик возле комода и с любопытством разглядывала себя — новую, совсем другую и одновременно все ту же, Волжин ощутил непередаваемое чувство умиления, сердце его было готово взорваться от нежности.

«Моя, теперь уже совсем моя, — грела его мысль. — Я создам для нее все условия, поселю ее в самый лучший сад с аленьким цветком, и она уже не упорхнет в свое проклятое небо. Она просто не захочет этого сделать».

— Детка, — только и смог произнести Волжин. Осторожно снимая с нее свадебные одежды, он удивился, не находя в себе былой страсти. Все его существо переполняла нежность. Стас думал, что не сможет уже полюбить еще больше свою Юльку. Но это новое чувство щемящей нежности оказалось не только сильнее самой что ни на есть африканской страсти, но и побеждало эту страсть. — Какая же ты у меня красивая. Ты — моя жена, — тихо сказал Волжин, глядя на мерцающее в темноте стройное женское тело. — Какими чудодейственными бальзамами ты пользуешься, что тебе нельзя дать больше двадцати лет? И каким же безобразным чудовищем кажусь я рядом с тобой.

— Не говори такое про себя, — прижалась к нему Юлька. — Разве можно не восхищаться твоим умом, твоим интеллектом, твоей добротой! К тому же ты красив и мужской красотой.

— Ты, правда, так считаешь?

— Да, конечно. Я совершенно искренна с тобой. Мне нравятся твои сильные смуглые руки, твои налитые свинцом плечи, твои проницательные черные глаза, — с жаром перечисляла его достоинства Юлька.