Даже последние дни в Гаване так не давили, не разрывали сомнениями в клочья. Дэн кидал намеки об осведомленности отца о судьбе сына - "бойца невидимого фронта". Роман уже был готов к разговору, как что-то надломилось. Уверенность гасла с каждой минутой, проведенной вблизи от места, где он рос, играл с собакой, наблюдал за тем, как маленькая девочка с серыми глазами и пшеничными волосами превращается в красивую девушку, вытеснившую всех других из сердца...
Краем зрения Роман заметил движение сбоку от скамейки, напрягся, хотел резко подняться, как того требовал инстинкт сохранения и рефлексы самообороны. Но замешкался. Уже понял, кто там...
Бес почувствовал прикосновение теплой ладони к плечу. Он подскочил, обернулся, сам не заметил, как с губ слетело мальчишечье, совершенно забытое:
- Пап...
- Ну здравствуй, сынок! Вернулся, Бес!
Александр Борисович ухмыльнулся, прищурив левый глаз. Такая знакомая, родная привычка, которую унаследовал и он сам! Время оставило след в волосах, где бежали змейки седины. Около глаз появилась сетка морщинок, только цвет оставался прежним: серая кромка, насыщенный цвет океана и листики кувшинок, плавающие в воде. Роману показалось, будто он смотрится в зеркало, которое отражает не реальность, а возможное будущее. Когда-нибудь он будет выглядеть так же. В один прекрасный миг ему придется наставлять на путь истинный заблудшего сына.
Неловкость сковало параличом тело. Впервые за много-много лет Рома вновь стал собой, но не знал, что делать. Выручил отец, который буквально сгреб его в охапку. Сопротивляться абсолютно не хотелось. Контроль и сомнения разбились вдребезги, будто стеклянный витраж в неистовую грозу от косых струй дождя. Спустя пару мгновений, Александр выпустил сына из по-прежнему крепких объятий и, повинуясь порыву, потрепал его по голове. В последний раз так было, когда Ромке было лет десять, не иначе.
- Расслабься, разведчик. Хотел было тебе по физиономии двинуть, да передумал, едва тебя живым увидел. Ты за мной наблюдаешь, а я за тобой. Да, - протянул отец, - шпионские игры местечкового разлива.
Роман не выдержал и рассмеялся. Легко, открыто, непринужденно. Осознание случившегося заставило сердце разжать тиски. Он дома! Его ждали, он вернулся!
- Ты же сам предупреждал, чтобы я не смел подставлять семью. Прекрасно понимал, куда я ввязался. Мы же долго говорили, перед тем, как...
- Говорили, Ромка. Прекрасно помню. Склероза еще нет, - сказал отец, присаживаясь на скамейку. - Садись, давай. Поговорить еще раз надо.
- Пап, - произнес Бес Роман совершенно не стесняясь давнего слова из детства, - я делал то, что должен был. По-другому не получилось бы. Выход один - или делаешь то, что приказывают, или вперед ногами понесут, да еще вы... Не мог я рисковать! Да и потом, я офицер госбезопасности. Знал, на что подписывался, присягу давал...
- Я не об этом! Вечно ты не тем местом думаешь! Там где просто - усложняешь; там, где надо подумать не один раз - с плеча рубишь. Наследственность, мать ее! В меня весь, сыночка.
Ромка ухмыльнулся. Он так скучал по этим разговорам. Даже когда ему казалось, будто его считают несмышленышем, в моменты, когда у них с отцом взгляды разнились, всё равно он считал его взрослым, предоставлял возможность для самостоятельного выбора. Вот как бывает, оказывается. Для простых осознаний иногда надо пройти семь кругов ада.
- А теперь слушай меня внимательно. И не перебивай. Сейчас ты едешь на дачу. Лизка тебя ждет. И не виляй, не отрицай. Зашло всё слишком далеко! Развели шпионские игры! Нашел ты себе Мату Хари, под стать. Ну с чего вы взяли, что весь мир против вас? Пришли бы, поговорили. Мы бы с Татьяной всегда поняли, не осудили! Роман, ты меня за вторую жену осуждал?
- Нет, - сдавленно выдавил из себя Бес, не веря в услышанное, пытаясь переварить информацию. - Никогда! Ты же знаешь! А Лизка, она...
- А Лизка втрескалась в тебя по самые уши еще в пять лет! И не говори, что не замечал. Не поверю. Когда твою "похоронку" прислали, девчонка сломалась. Понимаешь ты? Она жила тем, что ждала тебя! А потом у нее это отняли... В омут с головой бросилась, замену тебе искала, с Максом связалась. Я подумал, что к лучшему, не будет затворницей, жить начнет, первую любовь забудет. А оказалось... Тебя ждала, точно так же ждала все эти годы. Из Вены вернулась другой. Обновленной. Я всегда знал, что она сильная. Любимая наша девочка. И глаза не отводи. Что стыдного в любви? Я мать твою любил. Она первой у меня была. С Татьяной по-другому всё. Более гладко, тепло, уютно. И это тоже любовь. У каждого она своя. Лизка - твоя женщина. Так будь добр, береги ее!
Слова отца каленым железом прожгли сознание. Тяжкий груз сорвался. Дышать стало легче. Какой дурак! Какой он был дурак, подумав, что отношения со сводной сестрой граничат с нарушением морали. Если бы тогда ему не пришлось уйти, то они были бы вместе, не расставаясь, не прячась по углам, не ища препятствий. Если бы... Но, как известно, в сожалениях до смешного мало толку...