Старуха поставила на землю ведро, оправила фартук и, указывая рукой по направлению тропы, сказала:
– Версты две-три, не больше…
– Там кто, немцы или наши? – спросил Пусэп.
Старуха внимательно осмотрела нас, как бы спрашивая: а вы сами-то кто такие?
Помолчав, она ответила:
– Немцев там нет. Железную дорогу занимают красные.
Поблагодарив старушку, мы поспешили дальше. Когда подтвердились слова мальчика, появилась уверенность: скоро доберемся до своих.
– Теперь можно и позавтракать, со вчерашнего дня постимся, – сказал я.
После короткого отдыха снова двинулись в путь. Вскоре дошли до железнодорожной насыпи. По полотну шел человек в форме пограничника.
Обрадованные, мы быстро вышли ему навстречу. Увидев нас, военный схватился за кобуру. Как потом оказалось, он принял нас за бандитов, и не удивительно. Вид наш никому не мог внушить доверия. Я, например, был в кожаном костюме, на голове шлем с болтающимся шнуром, на ногах рваные меховые чулки…
– Осторожнее! – крикнул я. – Это же свои!
Военный внимательно посмотрел на меня. На его удивленном лице появилась приветливая улыбка.
– Михаил Васильевич Водопьянов! Откуда вы?
Я не мог сразу вспомнить, где встречался с этим человеком.
– Моя фамилия Сидоров, разве забыли! Я с вами в тридцатом году летал на Сахалин. Постарели вы, Михаил Васильевич… Седой уже…
Пока мы отдыхали у Сидорова, он связался по телефону со штабом. Ночью нас отвезли в Ленинград, а наутро мы вылетели в Москву.
* * *
На следующий день меня вызвали в Ставку.
В просторной комнате было многолюдно. Я увидел знакомые лица руководителей партии и правительства, маршалов и генералов.
Сталин, хмурый, стоял чуть в стороне от стола. Доклад был короткий:
– До цели дошли одиннадцать самолетов, остальные совершили вынужденные посадки из-за порчи моторов, один сбили свои. Мой самолет, – продолжал я, – при посадке на лес разбился.
– Есть жертвы?
– Даже синяка никто не получил. Но на других машинах есть жертвы.
Я вспомнил, как при взлете на самолете Егорова отказали сразу два мотора на одной стороне, корабль с креном врезался в землю. Это была страшная катастрофа, я почувствовал, как загорелось мое лицо. Может быть, чуть повышенным тоном сказал:
– Я готов зубами сгрызть эти проклятые дизеля! Нельзя в боевой обстановке доводить моторы. Летать на них – значит самолеты и людей гробить.
И я, как бы ища защиты, стал просить Сталина дать приказ сменить дизельные моторы на бензиновые.
– И еще, – сказал я. – Надо поставить приводные радиостанции. Без них мы как слепые котята мечемся…
– Вы что, хотите привести фашистские самолеты на свою базу? – ехидно спросил кто-то из присутствующих.
– Станции можно поставить и в стороне от базы, – возразил я. – А пятьдесят – сто километров по своим приборам пройдем.
– Идите! – прервал мой доклад Верховный Главнокомандующий.
…Через неделю я был командирован испытывать на ПЕ-8 новые моторы, те самые, замечательные М-82, которые верой и правдой служат нашей авиации до сегодняшнего дня.
Приводная радиостанция тоже вскоре была установлена. Назвали ее в авиаций «Пчелка».
В дневном полете
Вскоре на своем старом самолете, но с новым мотором, с тем же экипажем мы стали вылетать на бомбежки вражеских объектов в Смоленске, Орле, Калуге. Летали мы только по ночам, сбрасывали бомбы в темноте и не всегда могли видеть результаты налетов.
Однажды, когда мы вернулись после очередного «визита» в Орел, Штепенко сказал:
– Михаил Васильевич, а может быть, попросите разрешения летать и днем и ночью? Летали же мы с вами бомбить белофиннов среди бела дня, и все обошлось благополучно.
– Попробую… – согласился я.
При первом удобном случае я попросил разрешения на дневной боевой вылет.
– А вам что, жизнь надоела? – сказали мне.
– Насчет жизни трудно сказать, где мы больше ею рискуем: в дневном ли на большой высоте или в ночном полете, когда жизнь всего экипажа висит на кончике стрелки радиокомпаса.
– Наша часть создана для ночной работы. Пока у немца еще большие преимущества, и мы не можем рисковать ни людьми, ни кораблями, – возразили мне.
– Ничего, попытка – не пытка, от истребителей отобьемся своими пушками. Чего их зря возить? А зенитка на большой высоте не попадет. Не выйдет – будем летать только ночью, а выйдет – будем работать и днем и ночью…
Через несколько дней командование выделило два самолета для опытного дневного бомбометания. Один корабль веду я, второй – Николаев. Со мной на головной машине штурманом летит Штепенко, а вторым пилотом – Пусэп.
Отправляясь в первый дневной вылет на Калугу, я долго советовался с Александром Павловичем. Нас не смущал зенитный огонь, который, несомненно, ждет нас впереди, а волновали возможные встречи с вражескими истребителями. Сколько их будет? Отобьются ли наши стрелки?
На старте даю команду:
– Стрелкам внимательно следить за воздухом. Боеприпасы экономить и зря не стрелять!
Корабль, шедший на высоте чуть более обычной, точно был выведен штурманом на город.
Вот зеленеет знаменитый загородный сад. Сюда часто приходил отдыхать Константин Эдуардович Циолковский.