Небо начинается с земли. Страницы жизни

Одним ноябрьским днем 1917 года поехали мы к престольному празднику в Студенские выселки, на хутора к родным. Каждый год мы туда ездили. Но этот праздник мне особенно памятен. Возвращаемся домой. Я сижу – правлю лошадью, мать сидит в телеге на соломе, отец идет рядом, опираясь на палку вместо трости.

Мать неожиданно для меня говорит:

– Ну, Миша, мы с отцом решили женить тебя. Года твои вышли. Надо посадить тебя дома, а то ты по театрам стал часто ходить… И помощница нужна в доме…

– Ты, наверное, скажешь, что и невесту мне нашли?

– А как же – есть и невеста.

– На ком же это вы думаете женить меня?

– Да на Дашке Мешковой, – она у нас как своя.

– Не женюсь я на Дашке!

– Что ты его уговариваешь, как красную девку? – говорит отец. – Женим на Дашке – тому и быть.

По соседству с нами жила вдова Василина Мешкова. У нее два сына и дочь – Даша. Сыновья оба на войне. Сыновья женаты были, остались семьи, а пахать некому. У них лошадь была, у нас тоже. Тогда отец сговорился обрабатывать землю вместе с ними. Их три женщины, я – один мужчина. Я пахал, косил, они пололи, жали, вязали снопы и помогали возить. Тут-то и показала Даша себя как хорошая работница. Наши давно решили женить меня на ней. Но я не дружил с Дашей.

Как-то осенью сижу я дома, заходит Даша.

– Мама велела поехать тебе со мной на мельницу… Мешки тяжелые, я не донесу.

– Что я вам, работник, что ли? Попроси кого-нибудь, – сгрузят.

– Ну и черт с тобой! Поеду домой, скажу, что не хочешь ехать.

И верно – повернула домой.

Через неделю после разговора о женитьбе отец мне заявляет:

– В воскресенье едем благословлять, помолвку гулять будем. Я уже сговорился с Васильевной: она согласна отдать Дашу.

– Она-то согласна, да я не согласен…

– Ах, так ты еще разговаривать! – И влетело мне за это как следует.

Как ни уговаривал, как ни колотил меня отец, но все-таки я настоял на своем. Пошел отец к Васильевне, отсрочили помолвку.

Скверно стало жить мне в семье. Сядешь обедать, тут и начинается. Мать плачет, подает ложку – как собаке кидает. Часто я вставал из-за стола голодный.

На рождество я собрался пойти погулять. Отец сидел за столом, выпивал с приятелем Андреем Никаноровичем. Никанорович выпил, крякнул, закусил и говорит мне:

– Нехорошо, Миша, не слушать родителей, грех-то какой.

– Дедушка, ты-то хоть бы молчал, и так каждый день слышу одно и то же…

Тут отец встает: «Ты такие слова говоришь старику?» Да так дал мне, что кровь брызнула изо рта. Я упал, он хотел еще ударить, но я между ног проскочил – да в дверь. Он за мной долго бежал, но я резв был – не догнал. Оглянулся – стоит, грозит кулаком. Тут я ему крикнул:

– Все равно не женюсь, хоть убей!

В конце концов я дал согласие жениться, но при условии, что только не на Дашке. Начали перебирать по пальцам, за кого бы это посватать: та нехороша – каждое лето хворает; другая девка хороша – но не отдадут, дом у нас плохой. Был бы новый или большой – отдали бы. Посватали у Костюхи Жаворонкова Катю.

– Малый-то у вас хороший, слов нет, – сказал сватам Костюха, – да куда же моя Катюха поставит свой сундук на колесах? Живут-то они в гнилушке, горницы – и то нет.

– Да они ж скоро построят новый дом.

– Ну, когда построят, тогда и поговорим.

После каждого сватовства отец опять за старое – за Дашку.

Приезжаю домой обедать. В этот день возил камни на завод. Дома была одна сестренка, – сидит и поет у окна. Не отпрягая лошадь, захожу, спрашиваю:

– Таня, а где же мама?

– Они с папашкой на базар ушли, закупать все, в воскресенье помолвка.

– Врешь!

– Будет притворяться – сам знаешь, а говоришь…

…И забилось у меня сердце. Что делать? Когда же они отстанут от меня? Решил скрыться из дому. Выпряг лошадь; плача, простился с сестренкой, которая тоже зарыдала.

Пошел сначала к писарю, просить удостоверение, чтобы получить в волости паспорт. Писарь не дал: «Молод еще сам брать паспорта, пусть придет отец». Тогда я пошел к дедушке. Прихожу, плачу, бабушка, глядя на меня, тоже в слезы. А дед говорит: «Прячься скорее, отец приехал – убьет».

Я через двор – на гумно. Снег глубокий, бегу, падаю, стараюсь добраться до соседнего сада…

Отец уехал, гроза миновала. Прожил я на полатях у деда два дня.

Бабушка говорит:

– Иди, Миша, к отцу крестному, поживи там, а то отец узнает, что ты у нас, и нам влетит от него.

Пошел к крестному.

Нужно Федору Рыжкову за сеном съездить за реку. У нас зимой возили сено по праздникам, помогая друг другу. Пошел Рыжков к моему отцу.

– Лошадь дам, Федор Григорьевич, – отвечает отец, – да Мишки-то нет дома – сбежал.

Вечером мне передали про этот разговор.

В три часа утра прихожу к Рыжкову.

– Дядя, я съезжу тебе за сеном, но ты скажи, что обойдешься и без Мишки. Я съезжу и опять скроюсь.

– Хорошо, сделаю, как ты говоришь.

Сижу, жду. Слышу скрип саней, а через минуту голос отца. Ну, думаю, пропал.

Входит отец.

– Здорово, пропащий. Ты что это вздумал фортики выкидывать?

– И буду выкидывать, пока не отстанете с Дашкой.

На этот раз обошлось без боя.

Как-то вечером собралось у нас много родных. Дед настаивал, чтобы женили меня на дочери Ивана Никитича Левшина.