Так он обошел всех, потчуя каждого тем, что этому человеку нельзя или чего он терпеть не может, придумывая тошнотворные сочетания вроде селедки с вареньем или лукума с икрой. Особенно нравилось ему поить крепким спиртным непьющих. Ученики говорили на разных языках, на русском, английском, французском и немецком. Он всех понимал и всем отвечал по-русски. Они его тоже понимали и слушались беспрекословно.
Вернувшись на место, князь принялся за еду. Ел он много, жадно, неряшливо. В утробе его исчез небольшой осетр, почти целиком, половина поросенка, две палки шашлыку, гора овощей, гигантские букеты зелени. Все это он запивал водой из графинчика, иногда вином. Впрочем, Федор успел заметить, что в бутылках, из которых подливал себе князь, был то ли сок, то ли компот.
– Вы не лопнете? – осторожно спросил Федор, увидев, как с очередной тарелки исчезают приторные восточные сладости.
– Не волнуйся, дорогой. Я много энергии трачу, мне нужно хорошо кушать.
– Скажите, что вы с ними делаете? Зачем вам это нужно? Зачем это им?
Князь повернул к Федору лоснящееся, красное лицо. Усы слиплись от жира, на них висел листик петрушки.
– Запомни, дорогой. Каждый делает, что хочет. Никто не может ему помешать. Но люди не умеют хотеть. Я учу их понимать себя и свои желания.
Барышне-мопсу стало плохо. Она сползла со стула и калачиком свернулась на ковре. Федор подошел, поднял ее. Она что-то лопотала по-английски, прижимая ладонь к правой стороне живота. Скорее всего, ее мучила печеночная колика. Пианист тоже свалился, стал дергаться и задыхаться. Пожилой маленький мужчина пополз на четвереньках, пытаясь поймать за подол платья молодую рыжеволосую женщину, которая с пьяным хохотом скакала и увертывалась от него.
– Нужно вызвать карету «скорой помощи», да не одну, – сказал Федор, вернувшись к князю.
– Ничего не нужно, дорогой, – князь вытер салфеткой жирные усы, поднялся и трижды оглушительно хлопнул в ладоши.
Звон прошел по маленькому залу. Смолкли всхлипы, стоны, пьяный хохот. Через пару минут все, включая барышню-мопса и тощего пианиста, смирно сидели на своих местах и с выражением рабской преданности смотрели на учителя. Только старушка мисс Купер уютно дремала в уголке, в пухлом кресле.
– Мало у кого из людей есть душа, – негромко произнес князь, – ни у кого нет души от рождения. Душу надо приобрести. Те, кому это не удается, умирают. Атомы распадаются, ничего не остается. Некоторые приобретают душу лишь частично, и тогда они подвергаются чему-то вроде перевоплощения, что позволяет им продвинуться вперед. Лишь немногим удалось достичь бессмертия души. Но таких всего несколько человек.
Ученики слушали, затаив дыхание. Федор уже заметил, что понимают по-русски далеко не все. Среди двенадцати учеников были англичане и немцы. Точного соотношения Федор пока не определил.
Князь сделал очередную паузу, поработал глазами. Выпученный, налитый кровью взгляд завораживал учеников. Они сидели смирно и почти не дышали.
– Женщины могут приобрести настоящую душу лишь в контакте и сексуальном единстве с мужчиной, – произнес князь, громко рыгнул и сел.
Пиршество продолжилось. Опять прилетели белые повара, на столе появились медные открытые кофейники, маленькие чашечки. Князь пил крепчайший турецкий кофе, курил и больше ничего не ел, кроме гущи, которую выгребал ложкой со дна каждой выпитой чашки.
– Скажи, дорогой, ты знаешь всех главных большевиков? – тихо обратился он к Федору.
– Вы имеете в виду членов Политбюро? – осторожно уточнил Федор.
– Я имею в виду ближний круг Ленина. Самых главных, кто все решает.
– Как вам сказать? Я врач, но, в общем, мелкая сошка.
– Не ври, дорогой. Не бойся, никто нас тут не слышит. Ты лечишь Ленина. Других ты часто видишь. Троцкий, Бухарин, Сталин, Рыков, Зиновьев, Каменев. Этих ты должен знать.
– Ну, допустим.
– Хорошо. Вот теперь я загадаю тебе загадку, – князь закурил и дал прикурить Федору, – кто из них, когда был маленький, весело пошутил, запустил свинью в синагогу? Не спеши, подумай. Потом ответишь.
Князь приложил палец к губам. Федор заметил, что все за столом опять притихли, повернули головы. Старушка мисс Купер проснулась, с решительным и бодрым видом ковыляла к своему месту у стола, по правую руку от учителя. Рядом встала молодая рыжеволосая женщина. Она оказалась русской, звали ее Зинаида. Трясущимися ручками старушка извлекла из своего объемного ридикюля стопку помятых листков.
– Господа, прошу внимания, – сказала Зинаида, – сейчас мисс Купер прочитает нам небольшой отрывок из своего труда о графе Сен-Жермене.
– Теперь у нас литературные чтения? – спросил Федор.
– Молчи и слушай, – сердито прошипел князь, – это не просто бабка, это великая бабка. С самой Еленой Петровной дружила.
– Кто такая Елена Петровна?
– Потом объясню. Молчи!
Старушка высоким дребезжащим голосом принялась читать с мятых листочков по-английски. Рыжая Зинаида прилежно переводила на русский и на немецкий.