Небо над бездной

Так научила его говорить няня, если кто-то незнакомый подходит на улице.

– Какой грубый мальчик, – строго заметил толстяк, – вы, гражданочка, плохо воспитываете своего ребенка.

– Пожалуйста, оставьте нас в покое, – сказала Таня.

– Напрасно брезгуете, мадам, – толстяк фыркнул и пожал плечами, – при вашей болезненной худобе, да еще с довеском в виде ребенка, вы, как говорится, дамочка на любителя. Вам, прошу пардону, кочевряжиться не надо.

– Уйди, дурак! Как дам в морду! – крикнул во все горло Миша, затопал и замахал кулачками.

Вот этому никто его не учил. На детский крик стали оглядываться прохожие, и приставала поспешил исчезнуть.

– Мама, я правильно его прогнал? – спросил Миша, гордо вскинув голову.

– Да. Ты молодец, – Таня взглянула на маленькие наручные часы, подарок Федора.

– Мама, что такое довесок? Это плохое слово?

– Само по себе не плохое, но о человеке так говорить нельзя.

– А кочеряжить это от кочерыжки?

– Нет, это значит капризничать.

Миша вдруг засмеялся, очень громко, неестественно, и принялся дергать Таню за руку. Это была его обычная манера. Он требовал, чтобы мама смеялась вместе с ним.

– Ой, не могу! Ну и дурак! Капризничают люди, когда спать не идут или рыбий жир не пьют! Совершенно глупый дурак! Ничего не понимает в жизни!

Ждать уж больше не стоило, но Таня как будто приросла к земле, не могла сдвинуться с места и почти не слышала Мишу. Он перестал смеяться, обиженно выпятил губу, помолчал пару минут, совсем уж собрался заплакать, но раздумал и важно спросил:

– Ты видела, как дядька струсил? Это я его напугал!

– Конечно, Мишенька.

– Ты расскажешь Федору, как я прогнал плохого глупого дядьку?

– Обязательно расскажу.

– И няне? И деду, и Андрюше? Всем расскажешь, какой я грозный? Дядька большой, толстый и меня испугался. Раз-два, и убежал. Мама, почему мы стоим? Пойдем к Арбату.

– Да, Мишенька, сейчас пойдем, – рассеянно ответила Таня и в последний раз огляделась.

– Мама, ты что? – Миша дернул ее за руку. – Ты разве не слышишь, я сказал: пойдем к Арбату! Почему ты совсем не радуешься, что я запомнил улицу?

– Я радуюсь, ты молодец, – пробормотала Таня, шагнула вперед, но вдруг остановилась.

К ним навстречу шла высокая молодая дама. Она шагала широким мужским шагом, но при этом выглядела удивительно женственно. Белая шубка, сапожки на высоких каблуках, вздернутый подбородок, гордая осанка, независимый надменный вид – все в ней выдавало человека, не изведавшего ужасов военного коммунизма.

– Добрый день, мадам Данилофф, – сказала она по-французски.

Повеяло забытым, головокружительным ароматом дорогих духов. У дамы было крепкое сухое рукопожатие, из-под шляпки на Таню смотрели серые, очень красивые и холодные глаза.

– Мама, кто это? – испуганно прошептал Миша.

– Вы не предупредили, что явитесь с ребенком, – строго заметила дама, – и почему я видела возле вас какого-то мужчину? Кто это?

– Никто. Посторонний человек, он подошел случайно, – виновато пробормотала Таня, – а сына я никак не могла оставить дома. Простите.

– Ну, ладно, не будем стоять на месте, мы привлекаем внимание, идемте куда-нибудь.

Они двинулись вперед, к Арбату. Миша молчал, изумленно и обиженно. Дама ему не понравилась, к тому же шли опять слишком быстро. Он вырвал руку, забежал вперед, встал, вскинув голову, уперев кулачки в бока, и громко спросил:

– Мамочка, эта белая дама кто?

– По телефону я не рискнула представиться, – сказала дама, сдержанно улыбнувшись, – меня зовут Элизабет. Я работаю в Нансеновском фонде помощи голодающим. Честно говоря, я едва узнала вас, вы выглядите значительно старше, чем на фото, которое передал ваш муж.

– Вы видели моего мужа?

– Нет. Мой муж общался с вашим мужем в Галлиполи. Могу вас поздравить, месье Данилофф присвоено звание генерала. Он передал для вас письмо, однако мы с мужем решили, что это может быть опасно. Ваш отец служит у Ленина.

– Мой отец врач, он вовсе им не служит.

– Ну, не знаю, как это называется. Он часто бывает в Кремле. По нашим сведениям, туда пускают только проверенных людей, членов большевистской партии.

– Нет, он не состоит в партии, он просто консультирует, лечит их. Где же письмо?

У Тани сел голос, она могла говорить только шепотом.

– Я уже объяснила, письма у меня нет. Когда мы отправлялись в эту страну, нас предупредили, что при всем кажущемся хаосе тайная полиция, ВЧК, здесь работает великолепно, особенно это касается Москвы и Петрограда. Я и так сильно рискую, встречаясь с вами. Но поскольку месье Данилофф ранен, я не сочла возможным пренебречь обещанием, пусть даже данным не мной, а моим мужем.

– Ранен?

Таня остановилась, сильно сжала Мишину руку. Ей было известно, что в ноябре двадцатого Павла, тяжело раненного, полумертвого вывезли из Ялты, когда эвакуировалась армия Врангеля. Она знала, что он выжил, служит в штабе генерала Кутепова в Галлиполи.

– Не надо так пугаться, теперь опасность для жизни миновала, – смягчилась дама, заметив, как побледнела Таня.

– Это уже третье ранение.