Небо Ночи (СИ)

Как Тсуна разъяснялся с Бермудой, наверное, слышали все заключённые Вендикаре, единогласно решившие, что у них галлюцинации, потому что оба голоса принадлежали подросткам. Бермуда был убедительным, говоря о том, что за Рокудо идёт не остывшая дорожка из трупов, на которой даже подскользнёшься несколько раз, пока его догонишь — Тсуна с решительностью своего предка (фон Вихтенштайн действительно на мгновение увидел Примо Вонголу) уверенно доказывал, что такой сильный Туман грех запирать в четырёх стенах — и в цилиндрических колбах, дядя! — и вообще это бесполезно. Вот тут Глава Вендикаре поперхнулся от наглости данного заявления, ведь эта тюрьма неприступна и непреодолима, на что юное Небо снисходительно напомнило о побеге именно этого заключённого. У Бермуды несвойственно для мертвецов дёрнулся глаз.

Спустя ещё два с половиной часа жарких споров, подросток с чёрными волосами и красными глазами опустился в кресло; Джаггер перестал изображать из себя часть интерьера и изящно отплыл от стены, когда его позвал усталый голос и попросил достать ему специальную бумагу для приказов с самой верхней полки такого далёкого отсюда шкафа. Ворча что-то вроде: «Воспитали на свою голову юриста», — Глава Вендикаре написал четыре строчки с тремя именами о том, что эти люди освобождены от заключения («если господа решат нарушить закон вновь, то будут немедленно ликвидированы без суда и следствия») и, закрепив это собственным пламенем, отдал свёрток своему довольному вымогателю и наглецу.

Небо благодарно рассмеялось, в новом порыве обнимая дядю, рассмеявшись куда-то в макушку. Небо не пугает запах гнили, что всё ещё источают все Вендиче и даже чмокает замешкавшегося Бермуду в висок. Небо выскальзывает из кабинета, словно у него открылось второе дыхание, пока оставшиеся Стражи омерты задумчиво сверлили массивную дверь.

— Теперь Вы меня понимаете, Господин? — поинтересовался Джаггер тяжёлым голосом с небывалыми нотками насмешки.

— Ты был прав, — кивнул Бермуда, постукивая пальцем по поверхности стола, — он из нас веревки вьёт.

Небо у них набралось немного хитрости.

========== Часть 6 ==========

Глаза Мукуро и Гокудеры нужно было видеть, когда Тсуна заявился на школьную крышу по время обеда и продемонстрировал Туману его заверение на свободу в письменном виде. Рокудо даже проверил его на подлинность, прогнав через иллюзии.

— Оно настоящее! — воскликнул он, словно бумага ожила у него в руках и поползла от него в противоположную сторону.

— Как, черти тебя подери, ты это сделал? — выдавил из себя Хаято, посмотрев на брата Джудайме, будто впервые увидел.

Тсуна усмехнулся и неясно ответил:

— Надо уметь пользоваться связями…

И только Реборн посмотрел на него скептически, так как единственный понимал, что ради своего Неба любой Атрибут горы свернёт. Тсуна бы поспорил, ибо пять часов споров с упрямым дядей были тяжкими. Но немой диалог с недо-чтением-мыслей пришлось прервать, ибо пора было на уроки. Рутинная жизнь вновь потекла своим чередом, раз в два дня Тсуна навещал Вендиче, старательно огибая кабинет Главы десятой дорогой, незачем провоцировать излишне нервного и злого Бермуду. Джаггер приостановил их просвещающие уроки, которые одновременно и опережали, и отставали от школьной программы: некоторые знания были устаревше-неверные, а некоторые исторически-достоверными и правильным в отличии от учебников мировой истории.

Историю пишут победители, юное Небо, — любил повторять Джонатан, позапрошлый Дождь Аркобалено, профессор Кембриджа по дисциплине археологии и бывший контрабандист редких экспонатов. Тсуна видел, что профессор был не столь склонен к жизни, потому что за полтора века сумел сделать то, что не дано ни одному из Вендиче — почти простил шамана. Из-за чего ему не хватает сил ненавидеть этого не-человека, из-за чего он держится теперь лишь за счёт пламени Тсуны, из-за чего смог снять бинты, являя миру болезненно-серое, но не разложившееся, лицо. Джонатан был ближе всех, чтобы вновь стать человеком, и Тсуна старался проводить с ним больше времени.

Тсуну многие Стражи звали «юное Небо», но только у профессора это получалось произносить со всеми доступными интонациями: от укора, до похвалы. Джонатан был хорошим учителем и с удовольствием учил их своевольное Небо.

Небо улыбалось и обещало, что скоро всё будет хорошо, но на все вопросы улыбалось лишь шире.

Тсуна почти вернулся домой, это была продуктивная неделя, что он провёл «у друзей», на его скромный взгляд. И вдруг он почувствовал чужую ярость. Нет, не так, Ярость. Разрушающую необъятную сжигающую всё на своём пути Ярость. Интуиция вопила об опасности, когда он развернулся и побежал туда, откуда шла эта аура. Мысленно Тсуна сокрушался, что ушёл всего на неделю, а у Ашира очередное приключение намечается. В том, что здесь замешан брат сомнений не было никаких.