Небо Одессы, 1941-й

— Товарищи летчики, инженеры, техники и механики! Сегодня в четыре часа утра немецко-фашистская Германия, вероломно нарушив договор, напала на нашу страну. Гитлеровские войска перешли нашу границу, самолеты бомбят мирные города и села…

Строй вдруг колыхнулся и снова замер. Командир выждал минуту и продолжал уже более спокойно:

— Объявляю готовность номер один. Без разрешения старших никто не имеет права отлучаться из расположения части. Командиры и комиссары эскадрилий, начальники служб получат дополнительные указания. У кого будут вопросы?

О чем было спрашивать? Беспокойные мысли завладели каждым из нас. Война! Вот так она началась. Утренней сиреной. Шесть лет вставал я с рассветом, спешил к самолету, подымался в небо, выполнял фигуры высшего пилотажа. Учился воевать с условным противником. Конец условному противнику! Перед нами — настоящий. Где-то он уже разбойничает в нашем небе, где-то горят сейчас дома и пылают плодородные поля.

Ищу глазами Шестакова. Он дает наставления летчикам, говорит о порядке дежурств в воздухе. Мы со Львом Львовичем знакомы давно, с осени тридцать восьмого года, когда после окончания Сталинградского авиационного училища я прибыл в Ростов-на-Дону. Шестаков командовал эскадрильей истребителей. В свои двадцать три года он уже много успел: воевал в Испании, имел боевые награды, был в чине капитана. Признаться, ехал я с какой-то робостью. Еще в Сталинграде о комэске рассказывали всякое. Одни утверждали, что он резок, вспыльчив, другие говорили, что Шестаков отличный летчик, взыскателен, но справедлив, зря подчиненного не обидит.

Ростовский аэродром находился в северной части города. Через железнодорожную насыпь спускаюсь на равнину и быстро нахожу небольшой кирпичный домик, штаб эскадрильи. Несмело стучусь. Меня встречает среднего роста, подвижный, с искринкой в глазах капитан. Не успел доложить, как он обращается с вопросом: не проголодался ли в дороге, как самочувствие? И скованность мою как рукой сняло. Комэск беседует с новичком по-дружески, запросто. Я с восхищением смотрю на его грудь: орден Ленина и орден Красного Знамени… Кого это не взволнует?

В нашем училище орденоносцев по пальцам можно перечесть: один награжден за участие в гражданской войне, двое воевали на Халхин-Голе, один на озере Хасан. Но все это были люди в летах, а Шестаков ведь совсем молодой…

Комэск попросил у меня летную книжку, некоторое время изучал ее. Потом, в упор взглянув мне в глаза, заметил:

— А ведь самостоятельных налетов мало! Начинать надо почти все с азов…

— Такая программа была, — оправдывался я.

— Да я и не обвиняю тебя, — сказал капитан. — Наверстаем, будь спокоен. Другое тревожит: почему в наших училищах так мало внимания уделяют практике. Спрашиваешь молодого летчика по теории — любо-дорого слушать, прямо академик. А поднимешься с ним в воздух — он и спасовал, самостоятельности ни на грош… Вот и возись с таким!

Я растерянно переминался с ноги на ногу.

— Возьми, — Шестаков протянул мне летную книжку. — Припоминаю один случай. В Испании это было. Вылетели мы парой на разведку. Мой ведомый Родригес в общем был летчик неплохой, но у него как раз не хватало опыта, выдержки. Горяч был не в меру, как, впрочем, все испанцы. Из-за этого сам едва не погиб и меня подвел… Над Гренадой, понимаешь, ввязались мы в бой с шестеркой «Мессершмиттов». Одного нам удалось прикончить. Вот тут-то мой напарник, что называется, вошел в раж: вместо того чтобы меня прикрывать, сам пошел в атаку. Уж больно ему самому захотелось прикончить фашиста. А что получилось? Увлекшись атакой, не заметил, как подставил свою машину под огонь противника и — вышел из боя: самолет его был поврежден, и пошел Родригес на вынужденную посадку, а я остался без прикрытия и тоже пострадал, снарядом повредило мотор моего «ястребка». Понял, к чему я клоню? Не всегда отвага может заменить мастерство и умение.

— Но ведь мы сейчас не на фронте… — заметил я. Капитана будто током прошило. Он строго посмотрел на меня и сказал жестко:

— Сегодня нет, а завтра — может случиться. Многие молодые рассуждают подобным образом, мол, куда спешить, успеем наверстать упущенное. Так вот знай: времени как раз у нас очень мало, придется жать на всю катушку. И запомни, лейтенант: ничего условного у нас не будет, все взаправду. Эскадрилья выполняет задачи, как в настоящем бою.

Капитан называл летчиков, с которыми сражался бок о бок, и чьи имена стали потом для нас символом мужества и отваги: Павла Рычагова, Сергея Черных, Примо Джибелли, Анатолия Серова, генерала Анатолия Гусева.

Это была беседа с человеком бывалым, обстрелянным, знающим, отличным командиром и душевным товарищем.

Я сразу же проникся к Шестакову глубоким уважением. И поскольку речь зашла об Испании, вспомнили светловскую «Гренаду».

Красивое имя, высокая честь,
Гренадская волость в Испании есть…

— процитировал я. Капитан улыбнулся.