Небо остается...

Новожилова поздоровалась в вестибюле с вахтером, старичком, похожим на их школьного сторожа Тимофея Игнатьевича — такие же моржовые усы, — и прошла в свой кабинет на втором этаже. Здесь сняла плащ, расчесала густые волосы. На ней были шерстяное бордовое, строгого покроя платье — сама шила его — и янтарное ожерелье, которое не давало покоя ухажерам.

«Неужто, — подумала она, — нынешнее звание и должность, вызвали в институте сей повышенный мужской интерес к моей персоне? Было бы обидно такое объяснение…»

Но факт оставался фактом — началась полоса объяснений в любви женщине бальзаковского возраста.

Полосу эту открыл замдиректора по науке Григорий Николаевич — золотозубый, проникотиненный, с большой плешью среди светлых вьющихся волос, с уголком цветного платочка, кокетливо выглядывающего из верхнего кармашка пиджака.

Григорий Николаевич — самый непосредственный начальник ученого секретаря, вероятно, поэтому решил, что может называть ее лапочкой и золотцем. Вот уж к кому относилось «быть и казаться».

Он повел планомерную атаку, и Лиля, желая избавиться от этого ухажера, как-то ошеломила его:

— Я согласна… Но только чтобы ни от кого не скрывать отношений.

— Но как же? — испуганно произнес он, вглядываясь пытливо: может быть, шутит? Но лицо Лили было строгим, решительным. В этом «Но как же?» подтекстом шло: «партбюро, моя жена, ваш муж…»

Тогда Новожилова произнесла с напускным огорчением:

— Я-то согласна, а вы не хотите принять даже такое мизерное условие.

Домогательства прекратились.

Второй ухарь был, как она определила, карьеристского образца.

Весь институт уехал на уборку картофеля, а Лиля осталась из-за болезни ног. В лабораторию вошел мужчина лет тридцати — высокий, крупный, с холеным лицом.

— Простите, Лилия Владимировна, — деликатно сказал вошедший, — мне необходима ваша помощь как петрографа… Однако разрешите сначала представиться — Валерий Базилевич…

— Слушаю вас, — официально сказала Новожилова.

— В моей диссертации большой раздел связан с фазовыми исследованиями…

Говорил он умно, по-деловому и об интересной работе. И так как Новожилова охотно делилась своими знаниями по минералогии, то и на этот раз не видела резона отказать.

— А в какой вы лаборатории? — поинтересовалась она.

— Поразительно! — хорошо поставленным голосом воскликнул Базилевич. — Уже два месяца работаю в лаборатории рядом, с первого дня глаз с вас не свожу, а вы даже не заметили… Правда, я часто бывал в командировках.

— Простите невнимание, — улыбнулась Новожилова, — Валерий…

— Просто Валерик, — поспешно сказал он.

— Приносите образцы, посмотрим, — разрешила Новожилова.

Когда он ушел, Лиля вспомнила, что действительно в институте многие с симпатией относились к этому Валерику. Мужчин он таскал по ресторанам, женщин подкупал обходительностью.

У Лили уже выработалась «технология» расправы с кавалерами. Если это человек умный, ему бывало достаточно двух-трех насмешливых взглядов, фразы, чтобы стало ясно: это не тот случай, когда неприступность обставляют демаршами, — со свидетелями и звонкими пощечинами.

Если самоуверенный нахал глуповат, то все шло приблизительно по такой схеме:

— Какие у вас чудесные глаза, — говорил он.

— Как вам нравится предвыборная президентская кампания в США? — огорошивала она вопросом.

— И осиная талия… — продолжал он гнуть свое.

— Не объясните ли вы мне разницу между религиозными воззрениями мусульманских общин в Ливане?

Отскакивали ошалело. С Валериком случай был нестандартный. Вскоре Базилевич попросил:

— Не могли бы вы называть меня на «ты»?

Ну почему же, он много моложе ее и чем-то располагал к такому обращению. И тут Валерик ринулся в атаку, веря в свою неотразимость, полагая, что женское равнодушие к нему — притворство, тактика.

На вечеринках в институте он играл на гитаре, пел. Женщины млели, и Лиля слушала с удовольствием. Приглашая ее на танцы, он имитировал нахлынувшее чувство.

Почему Новожилова сразу же не расправилась с ним? Что-то в этом Валерике было от юности. И потом — Базилевич, несомненно, умен, а Лиля это ценила и не умела делать вид, что не замечает глупость.

Однажды в кабинете, когда все уже ушли из института, он поднял ее вместе с креслом и закружил по комнате.

Новожилова разъярилась:

— Немедленно прекратить цирк!

Тон ее был таким, что Валерик не посмел ослушаться.

— Такая возмущенная вы мне еще больше по сердцу! — восхищенно сказал он. — Вам дай пистолет — изрешетите.

Пора было его вытуривать. Том более что и прояснился Валерик предельно: ему нужен был ученый секретарь, он лживо играл роль щедрого «своего парня», склонен к показухе, нечистоплотен в отношениях с женщинами.

…Лиля принесла ему из дому недавно вышедшую центральную газету со статьей «Хамелеонствующий», отчеркнутой красным карандашом.

— Здесь все про тебя… Поинтересуйся на досуге…

Портрет этого проныры и дамского угодника был словно списан с Валерика.

На следующий день, возвращая газету, он хрипло спросил:

— Неужели я такой?

— Как две капли воды!

— Ну, так я докажу, — и грузный, несчастный вышел из кабинета.