Небо падает

На другом конце провода на поле около Малдена, Англия, доктор О’Доннел просто повесила трубку. У нее было много работы. Для окончательной проверки надо было провести сорок семь экспериментов. Надо было постараться избежать огласки, потому что, узнай британское правительство, что американская химическая компания проводит во владениях ее величества опыты с запрещенными флюорокарбоновыми лучами, оно бы устроило международный скандал. И, что еще хуже, могло бы довести “Химические концепции” до банкротства. Англичане такие ранимые.

Так что доктор О’Доннел постаралась скрыть истинную природу эксперимента. Для этого она воспользовалась услугами одной из английских фирм, и просто кое в чем их дезинформировала. Ей нужно было всего лишь установить силу и характер происходившего в маленькой деревушке близ Лондона.

Она шла по полю, и сухая трава хрустела у нее под ногами. Лаборанты в белых халатах следили за тем, как идут дела в клетках, мензурках и сосудах. Главный эксперимент безусловно удался. Они сумели не только навести луч флюорокарбонов на цель за несколько тысяч миль, но и научились контролировать размер открываемого окна и продолжительность его воздействия.

Доктор Кэтлин О’Доннел шла от стола к столу и вдруг поняла, что идет вдоль рядов уже поджаренного мяса. Может, от этого у нее и закружилась голова. Да еще стоны умирающих животных.

Ее внимание привлек пышный куст роз. Прелестные черные розы. Она заглянула в список. До начала эксперимента они были чайными. Легкий ветерок шевельнул лепестки, и они осыпались горсткой пепла.

Но поле был маленький вонючий пруд. Сейчас он был затянут беловатой пленкой — это были всплывшие на поверхность высохшие насекомые. Только сейчас, увидев этих дохлых жучков, она поняла, как много их было в этом пруду. Она услышала, как один из лаборантов сказал, что в пруду погибли даже микробы.

Она удивилась странным звукам, раздававшимся вокруг, но потом поняла, что это стонут умирающие животные. Среди них было несколько кроликов с особенно густым мехом, но даже мех не защитил их кожу. Он обгорел и потрескался, как шкурка пережаренной сосиски. Кэтлин провела рукой по некоторым из них, чтобы просто удостовериться. То же самое случилось со щенками. Только они выли и скулили, а не тряслись безмолвно от страха, как кролики. Доктор О’Доннел присмотрелась к ним повнимательнее и сделала интересное, на ее взгляд, открытие. Щенки были слепы.

Некоторые лаборанты, закаленные в работе с животными, отворачивались, не в силах спокойно наблюдать за их страданиями.

Доктор О’Доннел чувствовала лишь приятное возбуждение, как будто кто-то ласкал ее кожу.

Очевидно, у щенков чувства были развиты сильнее, чем у кроликов, поэтому они, вероятно, посмотрели на небо, от которого исходил непонятный свет. И прямые лучи выжгли им роговицы.

Один из работников подошел к ней с важным вопросом.

— Можно мы теперь избавим животных от страданий? Мы зафиксировали все результаты.

Доктор О’Доннел заметила, что его лицо искажено болью. Более того, она это почувствовала. Она провела языком по губам. Она не ответила ему, он продолжал стоять рядом, и взгляд его был исполнен немой мольбы. Телу ее было тепло и приятно. С ней опять случилось то самое здесь, в Англии, во время эксперимента.

— Животные. Им очень больно, — сказал лаборант.

Кэтлин что-то записывала в блокноте. Она заметила, как лаборанта передернуло, как будто каждый миг ожидания был для него болезненен. Это определенно происходило снова.

— Можем ли мы их уничтожить? Пожалуйста…

— Не могли бы вы минутку подождать? — сказала Кэти. Она не могла понять, достаточно ли намокли ее трусики.

Полчаса спустя большинство животных умерло в мучениях, лаборанты ходили мрачные и подавленные. Люди часто реагировали на страдание подобным образом, и Кэти привыкла к этому. В детстве она часто это видела. И в детстве же она стала удивляться тому, что взрослых и остальных детей страдания других существ приводят в ужас. Родители даже водили ее по докторам, пытаясь понять, почему она не такая, как остальные дети. Но даже в возрасте двенадцати лет маленькая и очень смышленая Кэтлин О’Доннел понимала, что это не она другая, а мир — другой.

Поэтому, став взрослой, она стала скрывать свои особенные чувства, потому что мир обычно боится всего иного. Она водила сверхбыстрые машины. Она стремилась к руководящим постам. Она боролась за признание. А чувства скрывала, скрывала даже от собственного тела. Мужчины никогда не были для нее особенно интересны. А успех — его следовало добиваться, потому что это лучше, чем поражение.

Но когда столько крохотных существ начало жалобно стонать, ее тело проснулось само по себе, и упоительные волны прокатывались по всем его укромным уголкам. Это было восхитительное ощущение. Когда кто-то предложил подвезти ее в Лондон, она сказала, что останется на поле и еще немного поработает.

Ей хотелось играть. Ей хотелось играть с людьми, которые так переживали сейчас из-за страданий животных. Люди были такие забавные. Они были даже интереснее и занятнее чисел.