Небо падших

А мне было тошно, хотя сразу несколько смазливых моих сотрудниц выразили настойчивое намерение заменить на посту сбежавшую Катьку. Преснятина. Я хотел отвлечься – завел роман с одной певицей. Известной. Ну очень известной. Неделю было приятно сознавать, что эта знаменитая дура и микрофон держит в кулачке совершенно так же… Потом стало скучно. После работы я сидел дома один-одинешенек, пил и, выдвинув ящик с «гербарием», перебирал разноцветные скомканные платки, действительно чем-то напоминавшие ворох прошлогодних листьев. Они даже пахли не сочащейся женской плотью, а горьким лиственным тленом. Каждый вечер я давал себе слово отдать эти платки в стирку, но каждое утро почему-то не отдавал…

Так продолжалось до тех пор, пока наш человек в МИДе не сообщил потрясающую информацию. Оказалось, после моего отъезда из Парижа события разворачивались совсем не так, как я предполагал. Министр авиации, еще не оправившийся от измены своей тощей топ-модели, получил от французских спецслужб еще один удар – достоверные сведения о том, что новая подружка его сыночка инфицирована СПИДом. Откуда они это узнали, вычислить было несложно: все-таки временный поверенный, старый лисяра, не зря столько лет жрал свой чекистский хлеб! Несколько дней, пока проводились тестирования и анализы, Антуанелло трясся, как мартышка, очутившаяся на Северном полюсе. Папаша тоже пострадал: коллеги из правительства, очевидно по гигиеническим соображениям, перестали подавать ему при встрече руку. Газеты закричали о его политической изоляции и скорой отставке. Один журнальчик изобразил, как министр одевается, чтобы идти на заседание кабинета, а лакей вносит ему вместо костюма огромный гондон. Впрочем, медики информацию спецслужб не подтвердили – и все обошлось, если не считать, что Антуаша от переживаний угодил в нервную клинику.

Катерину же, сильно избитую, в двадцать четыре часа выслали в Россию. Как донес из Шереметьева другой мой человек, у трапа ее встречали Гоша и Тенгизик. Я понимал; спасать ее от гнева Любимого Помощника – то же самое, что останавливать собственной шеей падающий нож гильотины – но все-таки решил прорваться на прием к Оргиевичу и выпросить у него Катькину жизнь. Однако тот, как назло, улетел в Австралию по личному указанию Президента – изучать тамошние страусиные фермы. Оставалось ждать и надеяться, что до его возвращения Гоша и Тенгизик ничего ей не сделают. Надеяться…

«Эх, Катька! Ты все-таки доигралась». И вдруг через несколько дней у меня в офисе раздался звонок особого, аварийного телефона, номер которого был известен очень немногим.

– Привет, Зайчуган! Как поживаешь?

– Привет! – Сердце радостно курлыкнуло, но сдержался.– Ты откуда?

– Из дома. Ты рад меня слышать?

– Конечно! Но ты же вроде в Париже решила остаться? – Чувствуя какой-то подвох, я решил сработать под наивного.

– Я передумала, – ответила она, не сумев скрыть досаду,

– И давно ты в Москве?

– Недавно, но у меня уже новые друзья!

– И кто же?

– А ты помнишь Гошу и Тенгизика?

– Ты, видимо, что-то путаешь: инсульт у Братеева, а у меня с головой все в порядке. Конечно, помню.

– Ну, если у тебя с головой все в порядке, ты, наверное, уже понял, зачем я звоню?

– Ты хочешь попросить прощенья и вернуться на работу? Я тебя прощаю.

– Нет, я хочу попросить денег,

– Много?

– Много.

– А если я не дам?

– Дашь.

– Это почему?

– А потому, что я рассказала моим новым друзьям о твоих счетах в Швейцарии. Гоша и Тенгизик были просто поражены, что на авиации можно столько заработать!

– Стерва-а-а!

– Спасибо за комплимент! Когда придешь в себя – перезвони. Я дома. Только что из ванны. А как там наш «гербарий», ты его не выбросил еще? Мой телефон, как и отношение к тебе, Зайчуган, не изменился…

Минут десять я сидел, уставившись на попискивающую трубку телефона. Приехали… Конечно, женщины для того и существуют, чтобы обирать мужиков. Но есть же цивилизованные способы – дорогие подарки, рестораны, путешествия… А вот так, за горло, да еще после всего, что она натворила в Париже! Это уже какой-то запредельный сволочизм! И что за манера делать из моей половой жизни проходной двор! Теперь вот эти два дуболома – Гоша и Тенгизик! Да за такие вещи надо… Но нет, сейчас главное – успокоиться. Успокоиться и во всем разобраться. По порядку…

Вполне возможно, она просто блефует, финансовые документы Катька видеть могла? Могла. В переговорах со швейцарскими банкирами участвовала? Участвовала… Значит, не блефует. Говорила мне мама:

«Учи, сынок, английский!» Дура-а-ак! Если эти Гоша и Тенгизик захотят меня схавать – никто не поможет, никакие Любимые Помощники. Хорошо – прорвусь я к Оргиевичу. И что я ему скажу? «Гоша и Тенгизик отбирают у меня денежку из швейцарского банка!» – «А откуда у тебя, простого российского бизнесмена, деньги в швейцарском банке? – удивится Владимир Георгиевич.– Что ж ты, поганец, возрождающуюся Россию обжуливаешь?!»