Небо под потолком

Этой ночью он опять летал во сне. Разбегался по склону зеленого холма, быстрее и быстрее, отталкиваясь от упругой короткой травы. Ноги уже не успевали двигаться во все возрастающем ритме, земля резко уходила вниз, и он взмывал, раскинув руки, веселыми глазами глядя на распахивающиеся просторы. Небо было глубоким и чистым. Насколько хватал взгляд, внизу расстилались все те же холмы. Какое-то время он кувыркался в воздухе. Поднимаясь и опускаясь, закручивая гигантские спирали. Ветер бил в лицо и грудь, трепал рубашку, волосы, упруго подбрасывал тело, стараясь перевернуть его, смять, сбросить с высоты на землю. Но он только смеялся над этими попытками.

Затем, постепенно снижаясь и уменьшая скорость полета, он скользил к холмам, и, когда до какого-то из них оставалось совсем немного, плавно останавливался, делал шаг и вновь стоял на траве.

Обычно он летал всего один раз, в неясном опасении, что опять взлететь уже не удастся, ноги споткнутся в беге и придется просто катиться кубарем до подножия холма.

В зтом сне он решился и, несколько минут постояв на вершине, вновь ринулся вниз по склону. И опять полетел!

Летать было прекрасно. Говорят, если летаешь во сне, значит, растешь. В детстве ему полеты не снились. Ну и что, не рос? И сейчас, на исходе четвертого десятка лет — куда расти-то? От полетов во сне, повторявшихся не очень часто, примерно раз в месяц, наутро оставалось ощущение покоя и свободы. Проснувшись, он позволял себе, не раскрывая глаз, полежать еще какое-то время, наслаждаясь этим ощущением.

Во все прочие дни, похлопав ладонью в поисках противно верещащего будильника, приходилось вставать, накидывать халат и отправляться, стараясь производить как можно меньше шума, на кухню. Там он зажигал газ, ставил чайник, укладывал в специальную кружку пару яиц и брел умываться. Жене на работу нужно было на час позже, и она никогда не вставала, чтобы приготовить завтрак. Кофе и яйца варил он.

Плеская чуть теплой водой в лицо, он думал о том, что вот хотя и весна, уже кончается и рассветает рано, но тащиться на работу так же противно, как и зимой. Не хочется резко двигаться, а о том, чтобы заняться джоггингом — бегать по утрам, как планировалось когда-то, — или хотя бы делать зарядку, — и подумать страшно. После первых же наклонов или энергичных поворотов корпуса сердце начинает бешено колотиться, в голове появляется противный звон, спина взмокает, и колени слабеют. Один знакомый, утверждавший, что разбирается в медицине, сказал, что по всем признакам это — астенический синдром. От него не умирают, но и жить с ним не особенно приятно. Поэтому нужно избегать резких утренних подскоков с постели и вообще вводить себя в день плавно. Сходить бы к настоящим врачам, провериться, но все не находится свободного времени, одолевают ежедневные мелкие заботы. А ведь есть давний приятель — заведующий отделением в диагностическом центре, ему можно позвонить, не откажет, поможет обойти длинные очереди к каждому кабинету. Нет, все, решено, сегодня же звякнет и договорится. Когда-то приходит пора заботиться о здоровье.

Чайник начал свою сиплую песню, и Никита заспешил на кухню. Налил кипятку в кружку с яйцами и поставил ее на огонь. Сегодня ни одно яйцо не треснуло — хорошая примета. Можно было заливать их холодной водой, но тогда нужно следить постоянно, а лишнего времени нет. И технология тут уже отработана — яйца варятся ровно три минуты, как раз успеваешь прокрутить на ручной мельничке горсть кофейных зерен.

Кофе все-таки приходится караулить, иначе, вскипая, убежит, зальет плиту, жена потом загрызет. Ну, не загрызет, но пилить будет. Он смущенно кивнет, сунется отмывать кофейные разводы, потом станет полоскать тряпку, мыть руки и в результате выбьется из графика минут на десять.

Оставаясь в халате, он сел завтракать. За годы семейной жизни традиция совместных завтраков так и не выработалась. По субботам или воскресеньям еще случались обеды вдвоем, но ужинали они обычно тоже порознь. Не было теплых часов, когда за чашкой чаю можно обсуждать дела семьи и сплетничать о знакомых. «Плесни мне еще чайку, пожалуйста». — «Тебе бутербродик сделать?» — «Передай масло, если нетрудно». — «Вчера Машку видела. Шуба — обалдеть. И с ней какой-то крутой на «мерее». — «Это какая Машка?» — «Ну Самсонова, училась на нашем факультете. Только она на четвертом курсе бросила, замуж то ли за чеха, то ли за словака выскочила. Я думала, она туда уехала». — «Может, и уехала, а сейчас назад вернулась». — «Теперь многие так: живут там, а деньги здесь зарабатывают». — «Ну, это артисты всякие, певцы. Или писатели. А Машка — шаболда». — «Сейчас любая шаболда бизнесом занимается. Там купила, здесь продала — и наварила. Нет, но шуба у нее — обалдеть. И мужик — крутой. Чего ты у меня не крутой, а?»