На этот раз Гражданин поднял на него суровый взгляд.
– Сидеть! – рявкнул он.
Мартин сел.
За стеклянной крышей стоял ясный холодный апрельский день; часы на соборе Святого Михаила только что отбили четырнадцать часов, и площадь Пяти Углов, знаменитый симулякр герцогини, оживилась своей вечной пантомимой.
Мартина одолевала скука. Ему оказалось трудно приспособиться к ходу событий в Новой Республике, и еще сильнее бесили столкновения с ее вечной бюрократией. Он четыре месяца торчал здесь, четыре мерзких месяца потратил на дело, которое можно было бы сделать за десять дней! Он уже начинал сомневаться, увидит он Землю снова или так и умрет здесь от старости.
На самом деле он уже так устал ждать, пока материализуется разрешение на работу, что сегодняшний утренний вызов в контору за фасадом с Василиском был облегчением, каким-то изменением однообразия. Он не испытал приступа безумной паники, который такая встреча вызвала бы у любого поданного Новой Республики: в конце концов, что может сделать ему ведомство Куратора – ему, инопланетнику, инженеру на контракте, на серьезном контракте с самим Адмиралтейством? Даже не вызов, а приглашение, не ночной арест, а конверт, принесенный на подносе курьером в мундире. Это само по себе подразумевало некоторую сдержанность и, следовательно, соответствующий подход, и Мартин решил как можно дольше разыгрывать карту доброжелательно-заинтересованного иностранца.
Прошла еще минута. Гражданин отложил перо и посмотрел на Мартина.
– Прошу вас назвать ваше имя.
Мартин скрестил руки на груди:
– Если вы его до сих пор не знаете, то зачем я здесь?
– Прошу вас назвать свое имя для протокола, – повторил Гражданин с самообладанием машины, совершенно не повышая голоса. Говорил он на местном торговом наречии – производном от почти универсальной английской речи, но с каким-то тяжелым акцентом, вроде немецкого.
– Мартин Спрингфилд.
Гражданин сделал пометку.
– Теперь прошу вас назвать свое гражданство.
– Мое – что?
Затруднение Мартина было настолько очевидным, что Гражданин приподнял седеющую бровь.
– Прошу вас назвать свое гражданство. Какому правительству вы лояльны?
– Правительству? – Мартин закатил глаза. – Я прибыл с
– Но вы же с Земли? – переспросил Гражданин, устремляя перо на бумагу.
– Да.
– Ага. То есть вы – подданный Объединенных Наций. – Он сделал на бумаге отметку. – Почему вы этого не признали?
– Потому что это неверно, – ответил Мартин, слегка давая волю раздражению. (Но только слегка: он имел представление о власти Гражданина, и никак не хотел его провоцировать на ее применение.)
– Земля. Наивысшим политическим органом планеты является Организация Объединенных Наций. Таким образом, вы являетесь ее подданным. Это так?
– Совсем не так. – Мартин наклонился вперед. – По самым скромным подсчетам, на Земле есть более пятнадцати тысяч правительственных организаций. Из них только девятьсот имеют свое представительство в Женеве, и всего семьдесят – постоянное место в Совете Безопасности. ООН не обладает никакой властью по отношению к каким бы то ни было неправительственным организациям либо отдельным гражданам, это всего лишь арбитражный орган. Я – суверенный гражданин, не являющийся собственностью какого-либо правительства.
– Ага, – сказал Гражданин. Он очень осторожно положил перо на стол и посмотрел на Мартина в упор. – Я вижу, вы не понимаете. Так вот, я окажу вам огромную услугу и сделаю вид, что не слышал ваших последних слов. Василий!
– Да? – поднял глаза помощник.
– Выйди.
Помощник – просто мальчишка в мундире – встал и прошагал к двери. Потом крепко ее за собой затворил.
– Я скажу один раз и повторять не буду. – Гражданин замолчал, и Мартин потрясенно понял, что его внешняя бесстрастность – это крепко завинченная крышка над котлом кипящей ярости. – Мне плевать, что там, на отсталой Земле, воображают себе о своей суверенности. Мне даже плевать, что меня оскорбляет молодой и наглый щенок, вроде вас. Но на нашей планете вы будете жить по нашим правилам. Поступать так, как у нас считается правильным и хорошим. Я понятно говорю?