Небо слишком высоко

Увы и ах, ни светская красавица Злата, ни ее идеальный Джереми уж точно не могли быть Гордионом. Было бы, черт побери, неплохо, если бы русским шпионом, более того, координатором сети «кротов» в США, оказался бы, к примеру, циник Джереми или его зубастенькая Злата. Или, лучше всего, они оба. Но Милена понимала, что это крайне маловероятно. В биографии и того, и другой не было никаких моментов, когда они могли попасть в руки Кремля и продаться ему с потрохами.

Хотя…

Смотря с тонкой дежурной улыбкой на счастливого Джереми, который, вне всякого сомнения, был заботливым отцом, и на расцветшую подле него красавицу Злату, Милена припомнила, что в семействе Джереми лет десять или даже пятнадцать назад разразился дикий скандал: отец-бизнесмен предстал перед судом за мошенничество, а мать-политик, видный и весьма влиятельный член Демократической партии, некогда лучшая подруга Старой Ведьмы (пути господни в самом деле неисповедимы!), сама не скрывавшая президентских амбиций, была вынуждена отказаться от места в Сенате, потому что обвинялась в пособничестве мужу.

В итоге отец Джереми отправился за решетку на полгода, семейство было вынуждено выплачивать гигантскую многомиллионную компенсацию, карьера матери оказалась разрушена – и ее место в Сенате заняла Старая Ведьма.

Интересно (думала Милена), а если бы мать Джереми не оказалась тогда перед судом и продолжила свою политическую карьеру, звезда Старой Ведьмы так бы и не взошла и противником Делберта на минувших выборах стала бы его собственная сватья, или все-таки все сложилось бы так, как сложилось?

Как бы то ни было, политические хитросплетения Милену занимали гораздо меньше, чем тот факт, что семейство Джереми подозрительно быстро и без особых потерь для их роскошного образа жизни смогло выплатить компенсацию, а также гигантский штраф в пользу государства. И это несмотря на то, что отец Джереми объявил себя банкротом. А они ведь даже свой пентхаус на Верхнем Ист-Сайде не продали.

Конечно, было вполне вероятно, что у них где-то, наверное, даже в заграничных офшорах, существовала тайная кубышка, о которой финансовые органы США не имели представления. Или семейство Джереми, в том числе и он сам, продалось с потрохами иностранной разведке за то, что их новые покровители помогли им разделаться с серьезными долгами.

– Бирюзовый тебе не идет! – раздался голос Ясны подплывшей тем временем к Милене и лезущей к ней со своим поцелуем.

Причем произнесла она это по-герцословацки! И практически без акцента! Хотя раньше уверяла, что герцословацким не владеет и знает только несколько слов, не более.

Значит, врала? Значит, она в самом деле Гордион?

Милена знала, что бирюзовый ей идет как никакой другой, однако не поддалась на провокацию, позволив себе, однако, заметить:

– О, ты выглядишь отлично, но ты ведь поправилась?

Сдобное лицо Ясны, увенчанное башней из обесцвеченных в стиле «безудержных восьмидесятых» волос, скривилось – она ненавидела, когда кто-то упоминал о ее лишнем весе, с которым она никак не могла разделаться по причине любви к итальянской кухне.

Милена ждала, что Ясна, если она и в самом деле Гордион, даст какой-либо намек или обронит вроде бы невинную, но на самом деле роковою фразу. Однако та, запечатлев на щеке Милены поцелуй, пророкотала, на этот раз на своем кошмарном английском:

– А ты все худеешь и худеешь? А у тебя случаем не анорексия, дорогая моя? Или, быть может, рачок? Если надо, могу посоветовать хорошего онколога в Филадельфии.

– А, это тот, который делал тебе мастэктомию и в чьей клинике ты едва не отдала концы из-за неправильной дозировки наркоза? – осведомилась Милена, и лицо Ясны, еще больше, чем разговоры о ее лишнем весе ненавидевшей упоминания об удалении одной из ее молочных желез, дернулось, и первая супруга Делберта отвалила в сторону.

Так она или нет?

Милена, сладко улыбаясь, обвела присутствующих взглядом. Ну что же, если предположить, что Ясна не была Гордионом, то кто тогда им был?

Например, себялюбивая бездарь Шэрон? Милена едва не рассмеялась, однако, поразмыслив, пришла все же к выводу, что мысль эта не лишена логики. Ведь актриска, несмотря на более чем щедрые (хотя, конечно, не такие, как у Ясны) отступные при разводе с Делбертом, имевшем место шестнадцать или около этого лет тому назад, постоянно нуждалась в деньгах. Что значило: коварные русские могли купить ее с потрохами.

– Ах, мои любимые мальчики! – раздался громоподобный голос Ясны, когда в Золотую столовую один за другим вошли двое высоких, широкоплечих, удивительно друг на друга похожих молодых мужчин. Это были старшие сыновья Делберта от брака с Ясной – Делберт Грамп II, названный в честь отца, и Уинстон Грамп III, получивший имя в честь деда.