С перепуга понесся прочь, словно скотина, напуганная огнем. Главное – не оборачиваться. Курс ясен – на запад, к нему родному, живее. Почему-то сильнее всего тянуло туда. А может, страх за него решил? Инстинкт? И ведь от кого мчался-то, в сущности? От зверя какого, от погони отрывался? Да от себя, чудак, от себя…
Шпалы, рельсы. То бежал, то переходил на шаг. Спина вся взмокла, легкие жгло, нарывало, точно наглотался стекловаты. Останавливаться нельзя, надо спешить. В мыслях – беспомощный ворон: ему больно, страшно, одиноко, куда хуже, чем когда-то Дину.
«Что за проклятый край! Когда же хоть какая-то станция будет? С ног валюсь уже, не могу…– лихорадил Дин, – ну пожалуйста!.. Хотя бы что-нибудь! Умоляю…»
Кто-то наверху услышал, смилостивился. Вдалеке, из темнотищи, пока нечетко, выплыли крыши зданий, длинный пешеходный мост. А вот и платформа. По обеим сторонам – разъеденные заграждения, рассыпанные лавочки, пузатые колонны, обросшие «камнежором», точно второй кожей, фонари со сбитыми плафонами, согбенные, кривые. Некоторые снизу доверху «полозом» передушенные, того и гляди свалятся, не выдержат. И еще какие-то сооружения проглядывались слева. А впереди драконьим языком разветвлялась железная дорога, уходила в разные концы света. Пришел, что ли? Сам не поймет, не знает.
Остановился, перевел дух, успокоил сердце. Увидал название, написанное крупно, монументально, с трудом прочитал, близоруко сощурившись:
«ВОСТОЧНЫЕ УГОЛЬНЫЕ ШАХТЫ»
– Шахты какие-то, ну надо же, а… – излазил испытующим взглядом оплавленные буквы вдоль и поперек, прочитал вслух, еще, снова – и в уме закрутились вопросы: куда-таки причалил? Что это за место? И некого спросить, узнать, просветиться. А может, здешние и сами уже не помнят, забыли за ненадобностью? Кости древних точно знают ответы, но они спят в отравленной земле и никому больше не откроют правды. Да и те уж наверняка раскопали костоглоты, исклевали, переварили. – Ладно, пускай шахты. Пускай… Неважно это… Бог с этим…
Где-то издалека хрюкнул мясодер, подал голос потрошитель, кто-то цокнул по рельсам, по снегу, отломились веточки в кустах – и стихло тотчас все, как оборвалось. Пустоши опять уснули, незнакомые, неизведанные.
Дин пригнулся, три раза перекрестился, подумал: «Ничего-ничего… не испугаете – уже пуганый».
И, опасливо осмотревшись, перекинул на платформу пожитки, лук, затем себя, тяжелого, медвежеватого. Почесал дальше тихой мышью. На мост косился с недоверием, опасался приближаться – погрызен ливнями, на ладан дышит, да и шевелится чего-то под ним, не рассмотреть. Чего? Растение-паразит новое, неизвестное?
От греха подальше свернул к лестнице, минуя ограждения, спустился, захрустев льдом, перелез через растопыренные турникеты. Они не обиделись на это, не пожурили. Вышел на станцию, а показалось, будто на брошенный погост: молчаливо, пусто, запущенно. Окисленные, в изморози, машины хлопали на ветру уцелевшими дверьми, неприветливо смотрели на новоприбывшего выбитыми фарами, лобовыми стеклами. Без скелетов внутри – всех давно растащили. К спущенным колесам присосались кочующие лозы, сосали из резины последние соки и – Дин прежде такого не видел – ползали по льдистой брусчатке, нащупывали путь, жуткие, мерзкие. В сторонке, у дороги, – два автобуса: растеклись, деформировались, никогда уже не поедут, никого не повезут. Сбоку, поодаль, – безымянные мавзолеи: окна выбиты, решетки спилены, выломаны вместе с бетоном, двери сорваны с петель. Жутко все, уныло, гибло…
Заглянул украдкой в один такой. Билетная касса. Обчищена вся до голых стен: сперва мародер потрудился, потом – собиратель. Чего ты тут хотел найти? Без какой-либо надежды сунул голову в небольшой магазин, увязая в темноте, на входе споткнулся о разбросанные пластиковые паллеты. Прощупал мысом дверной проем – растяжек вроде нет.
– Заглянем. Мало ли чего… – промолвил Дин.
Внутри – разгром. Гудели сквозняки, зеленел заметенный снежный порошок на пустых полках. На поколоченных прилавках хоть шаром покати, в перевернутых холодильниках – то же самое. Грабительские руки не пропустили ничего, обобрали все. Черные времена… Подсобка не заперта, раскрыта нараспашку – заходи кому не лень. Сунулся туда, разочаровался – опрокинутые шкафчики, разворошенные коробки, ящики… Обыскал все – и здесь по нулям. Со злости расшвырял ногами всю эту помойку – обнажился скелет в лохмотьях. Дин, пораженный, отшатнулся, и задом, задом – к выходу, говоря: