Небо цвета крови

Но Дин, будто только и ждал, когда зададут такой вопрос, ответил знающе, без каких-либо сомнений:

— Далеко бы их вряд ли утащили — скорее всего, до первого крупного строения. На моей памяти было одно такое, как раз неподалеку от того места, где я трусливо отсиживался… — и стыдливо запнулся: — Сестру, дай бог, найдем, если костоглоты не растащили…

— «Найдем»? И даже моего мнения не спрашиваешь? — усмехнулся тот, заулыбался.

Поняв, что здесь слегка поспешил, Дин извинился:

— Прости, просто как-то само собой подумалось, что ты согласишься со мной пойти… — виновато склонил голову, докуривая сигарету, — ну тогда сам отправлюсь, чего мне… — обиженно посмотрел на Курта, надул губы, — в конце концов — это мои дела, и я не обязан тебя впутывать. Я и так вам с Джин многим обязан…

И уже собрался встать, но Курт потянул за руку, проговорил негромко:

— Сядь! Да сядь ты, говорю, послушай… — Когда Дин сел, по-доброму отчитал: — Куда ты с такой горячей головой спохватился?! А к походу хоть приготовился?.. Рюкзак собрал?.. — и вдруг заявил: — Вместе идем. Вместе — и точка.

— Но… — хотел что-то сказать Дин, но Курт пресек, словно заранее угадывая мысли:

— Только Джин надо все как-то объяснить…

Услышав это, Джин похолодела, закрыла в бессилии ладонью рот.

«Только этого не хватало…» — успела лишь подумать она.

* * *

Часики тикали, а разговор с Джин все откладывался. Извечно киноварное небо уже начинало понемногу меркнуть, багровели и кровоточили разжиревшие без движения облака. Изнеможенный к вечеру ветер почти не двигал их, отрешенно бродил чаще по опустошенной заснеженной земле, тихонько завывал, по-своему оплакивал. Тусклее и тусклее блестело рыжеватое солнце, опаляя камни далеких развалин, стволы давно погибших деревьев. От них ползли уродливые вытянутые, как каланча, тени, похожие, если хорошенько приглядеться, на неказистые перекошенные коряги. День с каждой секундой убывал, приближалась ночь.

Наше с Дином время почти нацело ушло на помощь жене по дому. Она, словно догадываясь о задуманных планах, специально поручала все новые и новые задания, лишь бы не идти на контакт. Мы натаскали воды из скважины, выправили пошатывающуюся входную дверь, смазали петли, починили кроватку Клер, даже заменили некоторые поломанные половицы — но отнять хотя бы минутку у Джин так и не получилось. Отправление обещало отложиться. Вот только сам Дин, загоревшийся этим походом, как фанатик, нисколько не унывал и продолжал неустанно собираться, не сводя с лица привычную хмурость. А мне, несмотря на данное обещание пойти в Ридас вместе с ним, в душе приходилось разрываться между семьей и дорогой, ясно представляя, чем это может грозить.

— Уже сумерки близятся. Ты бы с женой как-нибудь поговорил… — напомнил Дин и, добрившись, с головой окунулся в ведро с чуть теплой водой. Вынырнул совсем другим человеком: полностью лысый, посвежевший, помолодевший, с порозовевшими щеками, как у младенца. И только никуда не подевавшиеся морщины на лбу предательски выдавали возраст, бросались в глаза, как и прежде. Тщательно просушившись куском полотенца, Дин запрыгнул на бочку, закурил и продолжил: — А то в ночь выходить бы не очень хотелось…

Ничего не ответив, я умыл лицо, сполоснул бритву и бросил в помятый медный тазик. Потом долго смотрел в зеркало, будто хотел разглядеть в нем что-то такое, чего никогда до этого не видел.

— Поговорю… — со вздохом уронил через пару минут, оделся и спросил: — Сколько хоть идти-то до Ридаса?

— Ни много ни мало дней пять, — отозвался Дин, попыхивая сигаретой, — путь не близкий, сам понимаешь. И в отличие от Грима — не самый безопасный.

«То-то и оно… — мыслил я, — только как это жене-то объяснишь?..»

Словно почувствовав мои тревоги или же просто угадывая состояние, Дин вдруг заговорил:

— Курт, я понимаю твои сомнения… Ты мне можешь ничего не рассказывать, — голос спокойный, ровный, точно задался целью отговорить от этого путешествия, — если ты сейчас вдруг передумаешь — я не стану тебя винить, честно. У тебя все-таки семья… это вот мне терять нечего…

Я отчего-то закивал, не сводя глаз с отражения, потом повернулся и сказал раздраженно:

— Все остается в силе. Только не надо ничего говорить за меня, ладно? Я этого не люблю… — и тут же добавил: — Тут жди.

Покинул сарай.

Войдя в дом — сразу натолкнулся на Джин. Та играла с Клер в слова, угощала принесенными мною из супермаркета консервированными ягодами. Лицо какое-то задумчивое, печальное.

Заметив меня, дочка обрадовалась, предложила поиграть вместе:

— Папуль, ты поиграешь с нами? Тогда тебе нужно придумать какое-нибудь слово на «у»! Мы с мамой уже много разных назвали! У меня хорошо получается!

— Умница моя! — похвалил Клер, подошел ближе. Джин от этого как будто еще больше напряглась, ожесточилась. — Но боюсь, сейчас никак не смогу…

— Ну, пап, пожалуйста! Хотя бы одно слово! — мигом принялась упрашивать дочь. — Ну, папуль…

Я улыбнулся, все-таки присел рядышком.

— «Утка», — придумал первое пришедшее в голову слово, — подойдет?

— Мам, а тебе тогда на «а» опять! Мам!..