Небо цвета крови

Не касаясь стен с разросшимся «камнежором», мы с напарником дошли до выломанной двери, тотчас прошли внутрь, попадая в громадное затхлое помещение с наполовину обвалившимся потолком. Многочисленные квадратные колонны, преданно подпирающие его, повсеместно рассыпались, оголили стальные каркасы, ощетинились арматурами. Пол полностью исчез за грудами битого кирпича, колотой плитки и снега, в углах томились груды бетонных обломков, стулья, выломанные оконные рамы, упавшие лампы, горы отвалившейся от времени краски. Немного левее — проржавевшее насквозь оборудование, тяжелые сверлильные станки, вентиляторы. И ко всему этому добавился какой-то тошнотворный, всюду блуждающий дух, от какого просто-напросто некуда было деться.

«Боже, пока здесь что-нибудь отыщешь — раз сто умрешь… — подумал я, — зашли, называется…»

И лишь Дин нисколько не брезговал здешними запахами, не кривил лицо, словно и вовсе мог обходиться без воздуха, а дышал скорее от врожденной привычки, нежели от нужды.

— Ты чего весь позеленел? — вдруг поинтересовался он, стрельнув в меня удивленными глазами. — Запахи одолели? Так ты через рот дыши — верное средство в таких случаях.

Я не стал ничего говорить в ответ.

Дойдя до широкой лестницы, ведущей на следующий этаж, Дин вновь заговорил:

— Поднимемся, — скользнул к ней, по-воровски заглянул за дверь и, убедившись, что там никого нет, продолжил: — Начнем со второго этажа, а если ничего не найдем — тогда, Курт, надо будет разделиться…

— Как скажешь, — пожав плечами, коротко изрек я.

Но только поднялись наверх — сразу поняли, откуда так стойко тянуло смрадом: весь пол был запружен кладбищем костей с остатками заветренного мяса. И, как стало понятно в первую же секунду, — не все из них принадлежали исключительно животным: слишком хорошо узнаваемые, гладкие, легко отличимые.

От такого зрелища мое сердце дернулось, убежало в пятки, перестало колотиться, руки сделались холоднее льда, тело обожгло ознобом.

— Святые угодники!.. — с трепетом воскликнул Дин, с чудовищным усилием перешагнул треснутые черепа. Лицо словно вмиг состарилось, почернело, глаза заплыли смолью, выгорели. — Как это все объяснить?.. Как… Курт…

— Я не знаю, Дин, не знаю… — испытав ужас не меньший, чем напарник, выдавил я, атрофированными ногами следуя за ним вглубь длинного коридора, — давай пока не будем поднимать паники…

Однако главный кошмар ждал в самом конце.

Повернув налево, мы мимоходом зашли в небольшую комнату без окон и тут мне точно ударили по голове чем-то тяжелым, в глазах померкло: вдоль обнаженной кирпичной стены, прибитые железными скобами, висели шестеро скелетов в обтерханных лохмотьях. Почти у всех переломаны ребра, конечности, выбиты зубы — зверски замучили «Мусорщики».

«…А брата с собой утащили…»

Сей же час всплыли в уме слова Дина, и меня, пораженного, выжатого до капли, бросило на грязный поломанный деревянный ящик возле дверного проема. Но страшнее было — это смотреть на напарника. Тот, как живой мертвец, покинув тесную могилу, громко шаркая по полу, усыпанному камнями, шел к скелетам, не видел перед собой ничего. В остывших глазах, напоминающих скорее кубики льда, иссяк всякий блеск, ушла вся жизнь.

«Его и еще пятерых людей…»

— Да как же… — промолвил я, толком не осознавая: прозвучали мои слова или же застряли в горле? — Как же так… как?..

«Одному богу теперь известно, что с ними… одному богу…»

Подойдя к самому последнему скелету в обшмыганной зимней куртке с оторванными рукавами, Дин медленно, будто напоказ, стянул капюшон, положил ружье, припал к ногам и во весь голос, содрогая стены коридора, страшно завыл, зарыдал. И плач этот такой иступленный, пылкий и раскатистый был, что в моих венах перестала течь кровь, в одночасье закрылась за льдинами.

— Оливер!.. Оливер… братишка… — покачиваясь, без устали повторял он, захлебывался слезами, — братишка… родной… Оливер…

Не в силах больше видеть нечеловеческие страдания напарника, я снял капюшон, уткнулся затылком в холодную стену, закрыл ладонями рот и не моргающими глазами посмотрел на измалеванный разводами потолок, совсем не замечая, как по щекам катятся теплые обжигающие слезы.

В этот момент снизу донеслось грузное топанье, захлопнулись ворота — за нами пришли…

Часть вторая. Голод

Самое страшное горе — то, что приходит в дом без стука…

Среда, 20 мая 2015 года