Небо цвета надежды

Кажется, мама Тары засыпала меня вопросами, я силилась ответить, но, к собственному изумлению, не слышала своего голоса. Впервые после смерти аммы я открыла рот, попыталась заговорить и поняла, что язык, как и сердце, обладает способностью иссушаться.

Вспоминая то время, я не могу с уверенностью сказать, что голос действительно меня покинул. Возможно, мне просто не хотелось разговаривать. Порой слова притупляют боль, разрушают печаль в наших сердцах. Да и заговори я – о чем мне было рассказывать? В тот день воспоминания будто подернулись дымкой. Помню, как, поселившись вместе с этой семьей, я осваивала кухонные премудрости, все вокруг спрашивали, почему я молчу, а я чувствовала себя потерянной: мне казалось, будто всего этого на самом деле не происходит. Иногда, глядя на себя в зеркало, я принималась ощупывать свое лицо – хотела убедиться, что это и правда я.

Мама Тары, худощавая и миловидная женщина с медовой кожей, носила паллу от сари как вуаль и прикрывала им лицо каждый раз, когда в квартире появлялся мужчина. Прилежная жена, она никогда не повышала на мужа голос. Хоть я и молчала, мне велели называть ее «мемсагиб». Выполненную мною работу она оценивала крайне придирчиво, и за малейшую оплошность мне приходилось расплачиваться. Плохо отстиранное пятно на одежде стоило мне еще двух часов стирки, а если на вымытой посуде обнаруживался налет, то потом в наказание я часами натирала кафель в ванной. Впрочем, работа меня не раздражала – она отгоняла тягостные образы прошлого, особенно воспоминания о той ночи. Каждое утро мама Тары просила меня проводить ее дочь в школу и донести ее рюкзак.

В городе жизнь была устроена совсем не так, как в моих родных местах. Чего стоят одни лампочки, зажигавшиеся по вечерам. А еще на потолке размахивали лопастями похожие на призраков вентиляторы. В доме имелась электрическая мясорубка, такая шумная, что когда мемсагиб решила научить меня ею пользоваться, я выскочила из кухни и спряталась за дверью. Испугалась я ужасно, а мемсагиб тогда смеялась до слез. Лишь когда она несколько раз повторила, что мясорубка ничего дурного мне не сделает, я вылезла из укрытия. В такие моменты в голове у меня звучал голос Сакубаи, бубнивший про коварных демонов, захвативших эту квартиру.

С самого начала я чувствовала, что от сагиба словно веет теплом. Таких людей, как он, я еще не встречала. Он был немногословен, но когда говорил, то слушали его все. А еще там была Тара – полная задора и удивительной силы, которая позволяла ей не бояться, кто бы ни встал у нее на пути. Однажды я наблюдала из окна, как на площадке Тара играет с мальчишками в шарики. Одного из мальчиков она обыграла, и он крикнул:

– Да она мухлюет!

Тара замахнулась было на него, но Навин схватил ее за руку, повернулся к мальчику и сказал:

– Ты здесь новенький и ее вообще не знаешь.

– Да у нее зубы торчат и волосы короткие! Мама говорит, хорошие девочки так не выглядят.

– Тогда не смотри на меня, – заявила Тара и отвесила ему оплеуху.

О, вот это была сцена! Вот это храбрость! В ту ночь я все размышляла, хватило бы у меня смелости поступить так же. Конечно же, у меня не было и капли ее мужества. В деревне, когда местные злословили про амму или меня, я и рта открыть не смела.

Порой мне нравилось, что Тара вновь и вновь делала попытку со мной заговорить, я даже ждала этого.

Время от времени она подходила ко мне сзади и легонько трогала за плечо, а когда я оборачивалась, Тара убегала и пряталась за дверью, выглядывая оттуда и улыбаясь. Знаю, ей хотелось разговорить меня, хотелось, чтобы я улыбнулась. Обычно люди вокруг либо просили меня сделать что-нибудь, либо говорили обо мне так, будто я невидимка, а этой девочке, в отличие от всех остальных, хотелось со мной подружиться.

Мемсагиб одергивала ее, убеждала, что дружить с такими, как я, нельзя, но Тару это не останавливало. Она атаковала меня вопросами, без устали, докапываясь до ответов. И иногда я жалела, что не могу говорить, иначе непременно сказала бы ей, что разговаривать с такими, как я, нельзя.

Кажется, я все же не совсем верно описала характер Тары. Она была невероятно упорная, и, я уверена, если уж что-то взбрело ей в голову, она ни за что не отступится.

Однажды, когда я прожила с ними в Бомбее уже два года, она принялась расспрашивать меня о моем отце и не отставала до тех пор, пока я не призналась, что он тоже живет в Бомбее. Ведь как ни крути, так оно и было. Мы тогда как раз возвращались из школы, и Тара, не дойдя до дома, направилась прямиком в полицейский участок, хоть я и тянула ее назад, уговаривая бросить эту затею. Инспектор, к которому Тара подошла, улыбнулся – неожиданный визит явно забавлял его.

– Чем могу быть полезен? – спросил он.

– Она ищет своего отца, – Тара ткнула в меня пальцем, но я лишь молча сидела рядом, положив на колени ее рюкзак и разинув рот от изумления.