Небо в алмазах

Только мы запустили ложки в мед, позвонили снизу — какой-то майор оставил мне записку у администратора. Сбежал вниз, взял записку: «Узнал, что вы в гостинице. Улетаю в Ленинград. Вася со всем экипажем 8 июля 1943 года погиб у Плеханова». Следовала неразборчивая подпись.

Василий Фролович погиб по несчастной случайности. Перед вылетом борттехник снимает струбцины с рулей глубины. В этот раз летел другой борттехник, не тот, с которым всегда летал Очнев.

И струбцины им не были сняты.

Самолет оторвался от земли с заклиненными рулями. При таком положении рулей глубины самолет становится трудноуправляемым.

Василий Фролович принял решение перелететь через линию фронта, дотянуть до Плеханова и там посадить машину.

Самолет перевернулся у самой земли, ударился, разломился на части. Погиб Вася, погиб экипаж, погибли пассажиры — летчики Ленинградского фронта, летевшие в тыл за новой материальной частью...

Сорок четвертый год. Снята блокада. Снова зима в Ленинграде. Первая, неблокадная. Я снова в Ленинграде. Снова в «Астории». Снова ходит в Ленинград «Красная стрела». Я приехал в «стреле», и со мной — Юрий Герман, мой друг. Он за эти годы впервые в Ленинграде, в войну служил на Севере, в Архангельске и в Полярном. Приехал с женой навестить родной город. В вагоне мы слышим, как сетует некая дама, возвращавшаяся в Ленинград: не взяла с собою кошку! У дамы в Москве есть беременная кошка, а в Ленинграде съели всех кошек, и сейчас они в необычно высокой цене... На вокзале гуляют женщины в щеголеватых ватниках, да, и ватники могут выглядеть щеголевато, если их уметь носить и особенно если ватники украшены медалями «За оборону Ленинграда».

Итак, живем в «Астории», дотронешься до труб отопления — черт, горячие! И можно воткнуть в штепсель вилку, и вскипятить на плитке чай, и даже сварить полученные по аттестату макароны.

Однажды в мой номер вошла балерина, та самая. И даже держала в руке чайник. Да, она покинула семиэтажку в городе на Каме, ленинградский балет вернулся. Театр готовится к открытию, я проезжал мимо и видел: на его фронтоне уже горит, отливая новой позолотой, орден Ленина. Мастера в высоко подвешенных люльках восстанавливали орнамент, стирали последние следы ранений со стен, окрашенных в бледно-фисташковые тона, искусные руки уже заделали все пробоины — и не угадаешь, где, они были. Наверно, приехали в Ленинград и клавиры, которые Василий Фролович перебрасывал через линию фронта.

Дом, где жила балерина, еще не восстановили от разрушений, он не отапливался — она поселилась в «Астории».

Стояла с чайником в руках. И как-то сразу, не помню почему, зашла речь о Васе. Стала рассказывать о последней встрече с ним в сорок третьем. Весной.