Небо в алмазах

И разразилась буря, трехэтажный ураган! Виктор грозил обоим. Он размахивал ножом, а потом достал и пистолет.

Ночная прохлада чуть успокоила Милана. Он начал соображать и планировать завтрашний день… Утром же надо направить своих сыщиков в две точки: к офису Сытина и к его дому на Плющихе. И искать не личности, которые гримируются, а красный Опель. На него парик не наденешь.

* * *

Милиция появилась, когда всё успокоилось. Актеры возбудимы, но отходчивы. И что волноваться из-за дурацкого выстрела. Талантливый наш Семен Маркович жив. Разбитый пальчик ему перевязали. Разбитую вазу смели в корзину, приговаривая: «К счастью».

Всё хорошо и вдруг менты. Какая сволочь их вызвала? И почему они так быстро приехали? Когда их надо, так их нет, а тут – здрасьте!

Шурик Сухов принюхался, осмотрелся и быстро обнаружил в стене над сервантом характерную дырочку. А значит это не петарда, не китайский пугач и не холостой выстрел. Стало быть – криминал!

– Значит так! Всем покинуть место преступления. Остается потерпевший и два свидетеля. Вы и вы.

Было любопытно, но актеры и другие служители Мельпомены вдруг вспомнили про зрителя. Спектакль-то продолжался, и все потянулись поближе к сцене.

Сержант охранял дверь, недовольный эксперт прикидывал, как извлечь пулю, не разворотив храм искусств, а Шурик приступил к допросу потерпевшего:

– Кто в вас стрелял?

– Это не совсем в меня, гражданин следователь. Оно так случайно получилось.

– Еще раз спрашиваю – кто стрелял?

– Вера Заботина, наша бывшая актриса.

– Свидетели, вы знаете эту Заботину?

– Да, мы её недавно хоронили. А Семен Маркович даже на опознание ходил.

Кто-кто, а Шурик Сухов тормозом не был. Он быстро всё вспомнил и всё сообразил. И своего приятеля Петьку Колпакова помянул непечатными словами, и его подельщика Аркашу. Одно хорошо – с кого-нибудь из этой сладкой парочки есть возможность сорвать премию. За вредность работы… А пока надо продолжать допрос. И натурально, как будто он ни сном, ни духом.

– Итак, гражданин Турищев, стреляла в вас или в вазу Вера Заботина, которую вы недавно хоронили. Так?

– Так.

– Вы предлагаете мне этот бред в протокол записать… Это у вас впервые? Или она к вам еще заходила? Я имею ввиду не до кладбища, а после.

– Заходила, товарищ следователь. Буквально три дня назад… Захожу я утром в свой кабинет…

– Во сколько? В протоколе нужно точное время.

– В час дня.

– И это утро?

– Для артиста – раннее утро! И не перебивайте меня… Прихожу я в кабинет, а на диване в углу, на куче тряпок – она. Вера Заботина.

– Вы не волнуйтесь, гражданин. Всё понятно: пришла и села на кучу тряпок… В тот день она только к вам приходила? До вас она где была?

– До меня она в холле весела.

Шурик слегка прибалдел. Он-то знал, что Заботина жива, но зачем ей в фойе висеть… Отойдя в дальний угол, он достал сотовый и набрал дежурного. Сухов старался говорить тихо, но в театре всегда хорошая акустика: «Послушай, Семен, вызови дежурного психиатра. У режиссера «Глобуса» крышу снесло. Покойницы к нему приходят, вазы бьют».

Только на последней фразе Шурик вспомнил, что китайский фарфор разбит пулей.

– А пистолетик-то где, Семен Маркович?

– Здесь он. Под диван закатился.

Сухов моментально принял боевую стойку. Он приказал свидетелям превратиться в понятых и двигать диван. Эксперт натянул белые перчатки и приготовил пакет. Сержант у двери на всякий случай обнажил свой «Макаров».

За диваном оказалось много вещей интересных и даже интимных. Самое невинное – старый номер «Плейбоя». Самое важное – «Вальтер» и стрелянная гильза.

– Первым делом ствол на пальчики проверим. Чьи там отпечатки, Семен Маркович?

– Вероятно, мои.

– Вот и хорошо. И нечего покойницу приплетать… Нынче, конечно, признание не есть царица доказательств, но в протокольчике так и запишем… Вы, гражданин режиссер, человек уважаемый и наручники пока надевать не будем. И позовите кто-нибудь плотника. Не эксперт же будет пулю из вашей стены выпиливать.

* * *

Для Оксаны воскрешение Верочки было чудом. Еще недавно она проводила её в мир иной, рыдала и потом почти каждый день вспоминала со слезами на глазах. И вдруг – новое пришествие Заботиной. А с каким блеском! Со стрельбой и с новым мужем на красном Опеле.

У Оксаны тоже был когда-то муж. Был и сплыл. От этой сволочи у неё осталась глупейшая фамилия – Бабина, а еще стандартная двушка в Коньково. И, конечно, кровать. Огромная, массивная, полная воспоминаний. На ней Оксана провела свою первую брачную ночь и еще три сотни ночей. Почти год.

А потом гражданин Бабин стал ночевать дома через раз и за месяц стушевался совсем. Исчез, даже не взяв развода.

В первое время Оксане очень хотелось разбить эту кровать. Раскромсать на мелкие щепочки. На тряпочки и пружинки. Но через год страсть поостыла, ярость улеглась и пришло трезвое решение. Мужья приходят и уходят, но зачем же мебель ломать. Авось и пригодится.