Небо в огне

И вот, проснувшись, вспомнил. Опять неприятность! Если летчик слабый, то никогда тебе не будет спокойно. Оделся, пригласил Краснюкова, и мы вместе пошли в общежитие к офицерам.

Общежитие в помещении бывшего клуба. Большой зал, стоят рядами койки. Чисто, хорошо. Дежурный, увидев меня, крикнул "смирно!" и доложил по форме.

У меня был разговор к летчикам, у Краснюкова к штурманам. Разделились на две группы, уселись на койках в разных углах зала.

- Ну как, товарищи, самочувствие хорошее?

- Хорошее, товарищ командир!

- У всех?

Мнутся, переглядываются. Вопрос поставлен "с подтекстом". Отвечают вразнобой и не очень-то уверенно:

- У все-е-ех...

- Ну ладно, тогда поговорим. Командиры звеньев, ваши замечания о прошедшей ночи?

Замечания были, но мелкие. Такой-то припоздал с выруливанием по вине стрелка, такой-то, садясь, забыл включить аэронавигационные огни, за что получил замечание от руководителя полетами. Материальная часть у всех работала исправно, а это в боевом деле - самое главное. И у меня уже отложилось в душе чувство благодарности к техникам, к инженеру эскадрильи. Славные ребята! Молодцы.

Докладывает командир третьего звена лейтенант Ядыкин, плотный ширококостный сибиряк с круглым добродушным лицом. У него в звене неприятность: летчик Красавцев дважды прекращал взлет - упускал направление, и взлетел лишь на третий рае. О причине молчит. Известна она ему или не известна?

Смотрю испытующе:

- Причина?

И сразу вижу - Ядыкин врать не умеет. Опустил глаза, покраснел, сказал тихо:

- Н-не зна-а-ю... Мне досадно.

- Ладно, садитесь.

Ищу глазами виновника. Сидит смущенный, недоуменно пожимает плечами.

- Красавцев, что у вас, объясните. Поднимается, разводит руками.

- Не пойму, товарищ командир, что с ней случилось!..

По рядам смешок. Кто-то тихо бросил реплику:

- Почему с ней? С тобой! Красавцев живо обернулся.

- Нет, Гроховский, с ней!

Ого! Это уже интересно: если человек так уверен, где же тогда искать причину? Самолет не лошадь и настроений менять не может.

- Так, хорошо, Красавцев, значит, вы считаете, что дело в машине? Но ведь вы же на ней три дня тому назад тренировались?!

Красавцев смотрит мне прямо в глаза:

- Вот в том-то и дело, товарищ командир, тренировался! И привык к ней: машина как машина. А вчера - словно подменили!..

Ребята улыбаются. На щеках у Красавцева вспыхнул румянец. Он снова пожал плечами:

- Конечно, товарищ командир, звучит смешно, но

это так: самолет почему-то стал другим. И не только на взлете - и в воздухе. Неустойчивый какой-то, тяжелый. И у меня появилась догадка. И вот уже знакомое мне чувство гнева подкатилось к пруди.

- Ладно, Красавцев, садитесь, я облетаю машину.

Я весь на взводе. Логически я уже знаю причину. Нужно подтверждение. Но эта волокита принесет много неприятностей. А иначе поступить не могу! Это неизбежно, потому что... потому что...

Я внутренне взрываюсь. Ч-черт побери вес эти "потому что"! Почему человек, отстаивая правое дело, должен извиняться перед обстоятельствами, перед самим собой? К черту! На аэродром!..

Ко мне подходит Ермашкевич.

- Товарищ командир, разрешите?

- Да, что у вас?

- Боевое расписание.

Беру листок. Ермашкевич подсовывает мне планшетку. Листок уже расписан. Тринадцать самолетов. Летчикам опытным - по десять соток, двум молодым - по восемь. Мне тоже десять.

- Та-а-ак, значит я уже опытный?

Беру у адъютанта карандаш, и в этот миг краем глаза замечаю движение. Я его ждал! Я ждал его, этого жеста! Поднимаю голову: так и есть - это Алексеев. Встает, смущенно одергивает сбившуюся гимнастерку.

- Товарищ командир, разрешите обратиться?

- Да, пожалуйста.

- Вот вы вчера взяли тысячу пятьсот, разрешите и мне взять столько же!

Смотрю на него с восхищением. Эти слова я ожидал услышать именно от Алексеева, от первого! И я не обманулся. Будут, конечно, и другие: вот сейчас поднимется Ядыкин, Шашлов, Гроховский, но Алексеев все-таки первый!

Делаю вид, что раздумываю. Пусть доверие командира - взять повышенную нагрузку - будет звучать как поощрение, как оценка, качеств летчика.

- Тысячу пятьсот, говорите? Гм! Хорошо, Алексеев, вам можно. Но учтите горючего будет соответственно меньше.

Глаза у Алексеева сияют:

- Мы знаем, товарищ командир!

"Мы"?! Это слово звучит для меня как награда, как

высокое доверие. Доверие коллектива. Вот они, мои новые друзья, мои славные ребята!

Поднимается Ядыкин, встают Шашлов и Гроховский, другие летчики.

- Товарищ командир, и нам тоже... Подавляю в себе желание согласиться. Но нет - рано.

- Товарищи, спасибо за доверие, за порыв, но сегодня эту загрузку повезут только" командиры звеньев. Всем остальным могу пока проставить тысячу триста, а двум молодым по тысяче. Согласны?

Все согласны, все довольны.