И было решено: объявить своеобразный конкурс на мастерство вождения самолета на дальние расстояния, на степень выносливости экипажей, на умение летчиков экономить горючее. Намечены этапы в проверке сил и возможностей: бомбардировочные рейды на Кенигсберг, затем - на Данциг. После каждого рейда будут тщательно замеряться остатки горючего в баках. И тот экипаж, результаты которого позволят рассчитывать на то, что он, достигнув Берлина, сумеет дотянуть домой, будет зачислен в ударную группу.
И вот сегодня - первый бомбовый налет на Кенигсберг. В люках самолета бомбы, в баках - бензин "под завязку". Да еще под фюзеляжем на бомбовых замках два дополнительных бака с горючим. Это придает самолету внушительный вид. Но мне эти баки не нравятся. С ними тяжелее взлетать, а в полете они создадут излишнее лобовое сопротивление, на которое придется потратить как раз тот же самый бензин, что находится в них.
В несчетный раз мысленно перебираю основные источники экономии горючего в полете. Их четыре.
Во-первых, надо вести самолет так, чтобы весь маршрут пройти с минимальным отклонением от расчетной прямой. Чем меньше отклонений, тем, разумеется, короче путь.
Во-вторых, надо пилотировать машину так, чтобы она не рыскала по высоте. Здесь тоже немалый выигрыш в пути. По существу, мне предстоит более чем восьмичасовой полет по приборам.
В-третьих, нужно правильно эксплуатировать моторы. Чем больше высота, тем воздух беднее кислородом: бензин, не успевая сгореть, выбрасывается из чрева моторов вместе с выхлопными газами. Чтобы этого не было, летчик должен, ориентируясь по приборам-газоанализаторам, регулировать подачу воздуха от нагнетателей в смесительные камеры двигателей. Все это было бы проще простого, если бы газоанализаторы работали исправно. Но они безбожно врали! Доверившись им, летчик рисковал вывести моторы из строя.
И наконец, в-четвертых, отбомбившись по цели, нужно, возвращаясь домой, помнить о ветре. Теперь он будет попутным и, чем выше, тем сильней. Значит, надо набрать как можно большую высоту.
Вот только "белое пятно" тревожило меня - наши газоанализаторы. А в остальном я к полету готов.
Солнце склонялась к закату. Все тише, тише становились разговоры. Экипажи с нетерпением ждали команды на вылет. Нервы у всех натянуты до предела. Как удастся этот первый почин, ведь у летчиков столько случайностей!
Точка вылета самолетов продумана умно. Мы один за другим снимаемся с пустынно-болотистого места. Линия франта здесь вытягивается длинным языком к западу, чуть ли не до Великих Лук, и можно лететь, почти не беспокоясь о том, что тебя атакует немецкий истребитель или обстреляют зенитки.
Еще светло, и местность под нами просматривается хорошо. Но мне смотреть некогда. Я весь ушел в борьбу за экономию горючего. Не спускаю глаз с приборов. Чуткая стрелка вариометра замерла в одном положении: набор высоты четверть метра в секунду. Мне торопиться ни к чему. До цели успею набрать потолок - семь тысяч метров. А пока нам выгодней лететь на меньшей высоте: здесь встречный ветер - слабее.
Через сорок минут полета выработался бензин из подвесных баков.
Говорю штурману:
- Баки выработаны. Сбрасывай их скорее ко всем чертям!
- Есть, сбрасывать! - бодро отвечает Евсеев. Через прорезь в (приборной доске мне видно, как он склонился над бомбосбрасывателем.
- Впереди населенный пункт, - говорят Евсеев. - Давай сбросим их в огороды, мужикам на зажигалки.
- Здесь еще наши? - опрашиваю я.
- Наши.
Баки легкие, из прессованного картона, и опасности при падении не представляют. И конечно же, в них остался бензин. В хозяйстве он как пригодился бы. Но... порядок есть порядок.
После некоторого раздумья говорю:
- Нет уж, Николай Гаврилович, такими вещами шутить не полагается. Сбрасывай куда-нибудь в болота.
Справа от нас нашим курсом идет самолет. Его хорошо видно на светлом фоне северной части неба. А слева - темнота. Горят звезды. Странно. Мне такого никогда не приходилось видеть. На правом крыле хоть заклепки считай, а левого не видать.
С трудом доходит до меня, что в Ленинграде сейчас белые ночи. Ну, а юг остается югом.
На меня откуда-то вдруг пахнуло сквозняком. Самолет вздрогнул. Вслед за тем невнятное бормотание штурмана:
- Ах, черт побери! Ах, черт побери! Как же это... Как же...
Включаю переговорное устройство, чтобы спросить, что случилось, но меня опережает насмешливо-фамильярный голос радиста:
- Ну вот, товарищ командир, теперь можно и возвращаться.
Я опешил: какая вольность!
- Это что еще там за команда с хвоста? Что вы себе позволяете!
- А как же? - обиделся радист. - Бомбы-то... сброшены...
Я не верю своим ушам.
- Что-о?! Что ты сказал?
- Сброшены, говорю... Вон они - догорают.
Накреняю самолет, смотрю вниз. Пустынный болотистый луг, речка, и поперек нее - серия огненных пятен. Сомнений нет - это наши бомбы. Но как это случилось?
Обалдело смотрю на приборную доску. Это же просто чудовищно! Столько трудов, столько надежд...