— Но это не остановило ее от знакомств с вереницей засранцев, скажу я тебе.
— Твои родители развелись?
— Мои родители никогда даже не были женаты. Мама не могла принять это, каким бы хорошим не был отец.
— О-о, — произнес я. Разговор, казалось, не как не шел в мою сторону.
— Как ты думаешь, почему Джейк ушел? — спросила она, внезапно меняя тему.
— Э-э. Я думаю, что он хотел помочь Брейдену. Джейк плохо себя чувствовал от того, что, когда Брейдена подстрелили, он не мог сделать больше...
— Ага, я знаю, почему он с самого начала вышел из магазина. Он был большим героем. Пошедшим на разведку. Отправившимся на большую, идиотскую миссию.
В ее голосе была горечь. Она говорила о Джейке с присущей ей твердостью, но я почти услышал за ее сарказмом боль.
— Но после того как он показал нам на видео-портативном передатчике закрытую больницу, почему он не вернулся?
— Я не знаю, — ответил я ей.
— Я скажу тебе, почему, — проговорила она. — Потому что он всегда думает только о себе. Вот какого парня я выбрала.
По ее щекам потекли слезы.
— Он даже не знает, — выплюнула она. — О ребенке. Тьфу! Что со мной не так? Я просто полностью разваливаюсь!
Она грубо вытерла слезы тыльной стороной руки.
— А где остальные ребята? У них получилось? Разве они не должны уже быть в Денвере? Почему никто не возвращается за нами?
Она села на футон-диван. Теперь она по-настоящему плакала. Я не знал, что делать, поэтому тоже сел и обнял ее. Казалось, что я все делаю правильно. Казалось, что ей нужен кто-то для поддержки.
Я не считал, что пользуюсь ситуацией.
От ее нежного тела в моих руках ощущалось такое тепло.
Я надеялся, что не пользуюсь ситуацией.
— Астрид, я знаю. Это ужасно. Это все ужасно.
Отстой.
Она зарыдала, и я сильнее прижал ее к себе.
— Я чувствую, как схожу с ума, — плакала она в мою рубашку.
— Послушай, Астрид, если бы я был тобой, я бы чувствовать то же самое, — подбодрил я ее. — Мы все потеряли, и мы не знаем, что с нами случится. А если этого не достаточно — ты беременна. Ты беременна, Астрид. Ты должна делать на это скидку. Действительно должна.
Она посмотрела на меня. Мокрые ресницы, покрасневший нос. Ее красивое лицо всего в нескольких дюймах от моего.
Астрид подняла руку и кончиками пальцев поправила мои очки.
Я почувствовал ее дыхание на своих губах.
Она смотрела в мои глаза.
А затем пришли Хлоя и Генри, держа в руках по три коробки «Лего».
— Что случилось, Астрид? — спросил Генри. — Ты расстроилась? Не плачь.
Он подошел к нам, оттолкнул меня в сторону и забрался к ней на колени, оборачивая свои худые, покрытый веснушками руки вокруг ее шеи.
— Ага, — добавила Хлоя. — Перестань плакать.
Она бросила коробки «Лего» на пол. — Мы же собирались делать стену из «Лего», и она сама не построится.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. АЛЕКС
42–27 МИЛИ
Утро выглядело так: вокруг вас темно, как ночью. Скажем, очень темной ночью, без луны. Но какая-то часть вашего мозга включает счетчик времени, ожидая того, что небо на горизонте посветлеет. Станет таким грязно-сером, как перед рассветом. А вы просто ждете, и ждете, а это никак не происходит.
Мои часы показывали 6:07.
Но было темно, темно, темно.
Казалось, что утро никогда не наступит.
Слава Богу, Нико чувствовал себя лучше.
Он поднял всех, кроме Джози. Она все еще находилась в "отключке".
Брейден казался таким же, как прежде. Еще не совсем в сознании, но уже не безжизненный. Сахалия продолжала время от времени заливать ему в рот небольшое количество "Гаторейда".
Сахалии, Батисту и мне пришлось выйти наружу и вытолкать автобус из оврага.
Почва была очень илистой, с липкой слизью из гниющих листьев и трав.
Нико сходил с ума из-за того, что Сахалия, Батист и я сняли маски. Но, на самом деле, было невозможно, что-либо услышать, когда кто-нибудь что-нибудь говорил в них.
По крайней мере, когда мы говорили что-то ему или малышам, одна сторона диалога была понятной.
И, конечно, мы были не самым удачным выбором, чтобы толкать автобус, но даже Нико пришлось смириться с тем, что мы правы, потому что у нас троих — третья группа крови.
Мы шатали автобус из стороны в сторону. На колесах был тонкий слой какой-то ворсистой белой плесени, но это, кажется, не имело значения. В итоге автобус накренился вперед и продвинулся на каком-то кустарнике.
Мы вернулись в автобус.
— Фу, — произнесла Сахалия, вытирая какую-то гадостью со своего верхнего слоя — мужской ветровки, вероятно, слишком большого размера. — Оно воняет.
— Я думаю, что это разложившаяся растительность, — сказал я ей.
— Мне все равно, заучка, — сказала она и плюхнулась на колени рядом с Брейденом.
Если бы мы с Сахалией оказались бы двумя последними людьми на земле (кстати, согласно недостоверной статистике так, как прошел месяц), то она все равно хамила бы мне, а я по-прежнему бы делать вид, что мне все равно.
Нико сел за руль. Мы ехали параллельно шоссе по дну кювета. Холм, с которого мы скатилась вниз, был не слишком высокий. Я прикинул: футов 15-20.
Я думал о Дине. Я знал, что он волнуется. Мы уже должны были бы добраться до МАД. Мы уже должны были бы отправить команду спасателей.