— Очень вкусно, — Алан протянул ей половину очищенного мандарина, она посмотрела на текущий по его пальцам сок, потом на бумагу в своей руке, потом в бессовестные глаза своего мужа, который считал любой приём пищи, после которого не нужно мыться по пояс, потраченным зря временем. Он медленно стал улыбаться всё неприличнее и всё довольнее, отломал одну дольку и взял за краешек, сказал невинным голосом:
— Я всегда очень тщательно мою руки. В последний раз это было после того, как мы пришли с улицы. Три минуты назад. Я с тех пор даже бумаги не трогал. — Лейли смотрела на него, изображая строгость и укоризну из последних сил, но маска сползала, улыбка побеждала, она всё-таки сдалась и рассмеялась, Алан гордо задрал нос: — Могу! Да, есть ещё порох! — указал глазами на мандариновую дольку, игриво поднял брови и протянул ещё настойчивее.
Лейли изобразила томную барышню, которая считает всё в мире неприличным, но сдаётся на милость кавалера, потому что отказывать в сотый раз всё-таки чуть-чуть неприличнее, поэтому она выбирает меньшее грехопадение, надеясь, что у кавалера достанет такта молчать об этом событии всю оставшуюся жизнь. Кавалер сиял так, как будто память об этом событии будет хранить в самом тёмном тайнике души и извлекать на свет божий только в самые праздничные дни и исключительно наедине с собой. Но что он будет делать потом, лучше никому не знать. Лейли ухмыльнулась так, чтобы у него не осталось сомнений, что уж она-то точно знает, что он будет делать, но ей не жалко, она вообще по жизни щедрая. Наклонилась и взяла дольку мандарина зубами, чуть прихватив пальцы мужа, которые он отдёрнул с таким возмущённым видом, как будто не был бронированным демоном с пуленепробиваемой кожей. Лейли облизала губы и кивнула:
— Вкусно. Пойдём каркас строить.
***
Вот поэтому она моя лучшая подруга
Когда они закончили обходить поезд и наконец-то замкнули контур магического каркаса, уже стемнело. Снег перестал идти и лежал на ветках и на крыше поезда, переливаясь оранжевыми искрами от костров. Лейли была в снегу по грудь, ноги шевелились с трудом, она уже без стеснения опиралась на локоть мужа, который тоже держался, но тоже из последних сил. Со стороны костров к ним бежал вприпрыжку совершенно незнакомый пацан в знакомой шапке Уллиной дочери, нёс в каждой руке по бумажному стаканчику с переливающейся радужной жидкостью, радостно протянул им оба и объявил:
— Там энергию раздают бесплатно, идите, вам тоже дадут!
Алан взял стаканы, Лейли просканировала их магически и спросила:
— Кто раздаёт?
— Да все раздают, там, подходите, её всем дают! — он махнул двумя руками в сторону самого большого костра, возле которого суетились проводники в форменных куртках и добровольцы с самоваром. Алан отдал жене стаканы и сказал:
— Подожди тут, я начальника найду, обсудим план мероприятий.
— Хорошо.
Он быстро пошёл в сторону костров, оставляя за собой глубокую траншею в снегу, Лейли проводила взглядом его спину, потом посмотрела на совершенно незнакомого пацана, который в энергетическом плане был мало похож на человека или оборотня, зато очень похож на Фонтан Желаний. Пацан стоял на снегу твёрдо, следов маленьких ног вокруг не было — он не проваливался в снег.
— Ты кто такой?
Пацан хитро улыбнулся и протянул шёпотом:
— Это секрет.
— Ты лесной дух?
— Я языческий бог. Но иногда прикидываюсь жрецом, — он развёл руками, подпрыгнул, приземляясь в пафосной позе со сложенными на груди руками: — Иногда работаю диджеем. Иногда — духом Рождества. Люблю всякий кипеш просто. Это весело. Слышишь? Слушай внимательно, — он поднял указательный палец, потом прикрыл глаза и стал дирижировать каким-то очень высоким и пока ещё неразборчивым голосом, который складывался в известную мелодию, которую подхватывало всё больше и больше голосов, пока они не поймали идеальный резонанс и не стали чётко различимы в прозрачном ночном воздухе: «Колокола... из серебра... сладко звонят... нам говорят... динь-дон-динь-дон... Весёлый звон, стар или млад, всем говорят... динь-дон-динь-дон... пусть в каждый дом, праздник идёт, радость несёт. Колокола, из серебра...»
Пацан улыбался с закрытыми глазами и качался из стороны в сторону, дирижируя хором и наслаждаясь каждой секундой. Приоткрыл один глаз и хитро сказал:
— Обращала внимание — чем больше людей, тем круче они поют? Даже если каждый по отдельности вообще не умеет. Меня это каждый раз впечатляет. Могут же люди! Пей, чё на него смотреть? — он указал глазами на стакан с Радужным Эликсиром, Лейли выпила половину, прислушалась к ощущениям — Сари готовила. У неё с каждым годом получалось всё лучше, но стиль всё равно узнавался, того универсального эффекта, которым владел Радужный Дракон, ей достичь пока не удалось ни разу, оттенок её самой в Эликсире всё равно оставался. Но Лейли не считала, что это плохо — она любила Сари такой, какая она есть, и эликсир её любила, именно за этот Сари-эффект.