Небо в шоколаде

– Оля, – невозмутимо ответила Лола, закрывая за мастером дверь, – непременно зайду.

Она стояла посреди комнаты и медленно, глубоко дышала. Ну, можно ли так волноваться из-за ерунды?! В ее профессии такие маленькие стрессы неизбежны, ей давно бы уже пора к ним привыкнуть!

Успокоившись, она вернулась к процессу изучения окружающей обстановки. Кажется, уже все проверила… Где еще может быть этот чертов дневник? А что, если Леня ошибся и Лоусон не привез записки профессора с собой в Россию? Тогда вся их операция провалится, столько сил будет затрачено впустую… А что, если они вообще ошиблись в Лоусоне и австралиец – честный человек, действительно захотевший познакомиться со своими родственниками?

Да нет, чушь! Во всяком случае, Елизавета Константиновна никак не подходит на роль наследницы, она гораздо старше самого Лоусона, и это ей впору включать австралийца в свое завещание.

Лола в который раз обследовала комнату внимательным взглядом. Что там говорил телемастер? В соседнем номере не работает телевизор… А здесь, интересно, он работает?

Лола поискала взглядом силовой провод телевизора. Его вилка не была вставлена в розетку. Обычно современные телевизоры никогда не выключают из сети…

Воровато оглянувшись на дверь, Лола развернула телевизор задней стенкой к себе и вновь пустила в ход пилочку для ногтей. Отвинтила заднюю крышку корпуса…

Сняв крышку, она с облегчением перевела дыхание.

В коробке корпуса выключенного японского телевизора кусочками изоленты была аккуратно закреплена большая старая ученическая тетрадь в потрепанном коленкоровом переплете.

Лола держала в руках дневник профессора Ильина-Остроградского.

Встречу родственников решили провести на высшем уровне – в ресторане «Моцарт». Ресторан был небольшой, но очень приличный и дорогой. Австралиец любезно взял все расходы за ужин на себя. Заказанный им столик располагался в углу, подальше от эстрады и от остальных столиков. «Чтобы никто не мешал нашей беседе», – пояснил мистер Лоусон, и дамы с ним согласились. Сидели за столиком вчетвером. Господин Лоусон – в дорогом костюме, чисто выбритый и благоухающий одеколоном, Елизавета Константиновна – в строгом синем костюме, хоть и слегка поношенном, но в свое время хорошо сшитом. Поверх лацканов она выправила воротник желтоватой от времени кружевной блузки. Монеты – по вполне понятным причинам – на шее у старушки не было, но воротник блузки был заколот старинной розовой камеей, чуть сколотой с одного краешка. Но такую мелочь могла заметить только женщина, сидевшая совсем близко. Татьяна же Ильина сидела напротив пожилой дамы, но специально камею не разглядывала. Она рассматривала господина Лоусона и внимательно прислушивалась к его речам.

Четвертым за этим столиком восседал Маркиз – тоже чисто выбритый, пахнущий дорогой итальянской туалетной водой, в умопомрачительном сером пиджаке от Гуччи, который был спасен им от надругательства попугая Перришона в самую последнюю минуту.

На Танечке было скромное на вид платье цвета лаванды, которое слишком выгодно облегало ее фигурку для того, чтобы быть недорогим.

Говорил в основном сумчатый мистер. Он дружески улыбался Елизавете Константиновне, отпускал щедрые комплименты Татьяне. Но в целом Маркиз все больше помалкивал и, по наблюдению Лолы, слишком уж близко придвигал свой стул к стулу Танечки.

Лола устроилась неподалеку от них. Она вручила метрдотелю красивую зеленую купюру и попросила посадить ее поближе к угловому столику.

– Мадам ведь не собирается устраивать скандал? – напрямик спросил метрдотель, окинув взглядом компанию за угловым столиком.

– Боже упаси! Как вы могли такое подумать?! – Лола выразительно пожала плечами.

Мэтр еще раз посмотрел в ту сторону. Если бы за столиком сидели две девицы, он подумал бы, что эта интересная молодая дама чья-то жена и пришла она в его ресторан, чтобы застать мужа на месте преступления. Но его сильно смущала старуха – она-то тут при чем?

Лола заверила мэтра, что все будет тихо, и ему ничего иного не оставалось, как поверить ей на слово.

Елизавета Константиновна, несомненно, узнала Лолу, но – по взаимной договоренности – сделала вид, что они незнакомы. Маркиз же вообще ничего вокруг себя не замечал, кроме Танечкиных прекрасных глаз, что с неудовольствием отметила Лола.

Да полно – прекрасных ли!

«И совершенно ничего в ней нет особенного, – думала Лола, – такая маленькая, тощенькая, невзрачная… Волосики так себе, жидковатые и бесцветные… Форм – вообще никаких…»

То, что Лене представлялось воздушностью и неземной хрупкостью, Лола посчитала обычной худосочностью. Кроме того, ее раздражала манера Татьяны поворачивать голову, чуть склоняя ее набок – по-птичьи как-то.

«Глазки маленькие… впрочем, она об этом знает и нарочно их таращит. Ага, вот – забыла… но Ленька, конечно, ничего не заметил… Что он в ней нашел, хотела бы я знать?»