– Свет Сильмариллов будет положен в основу Арды Неискажённой, – возразил призрак. – Сам Феанор разобьёт их, и вновь возродится свет Двух Дерев. Но прежде чем это случится, будет великая битва с Морготом, Великим Врагом, который проберётся через Двери Ночи и уничтожит Луну и Солнце…
– И что? – дерзко спросил хоббит. Не маленький робкий хоббит-земледелец, превыше всего ценивший добрый урожай репы – но начальник роханского полка, воин, бившийся на Андуине, на Исене, на стенах Серых Гаваней; странник, дважды прошедший Средиземье из конца в конец, побывавший в Срединном Княжестве и на Водах Пробуждения; и, наконец, тот, у кого в ладони трепетал светоносный Адамант. – Зачем вам этот додревний Свет? Если, согласно пророчествам, вашему прекрасному новому миру нужен совсем иной, тот, что заключён в Сильмариллах?
И он подкинул Адамант, ставший вдруг лёгким, словно пушинка.
– Брось его мне, – проговорил призрак эльфийки – или той, кому было благоугодно принять этот облик. – Брось и уходи. Иначе твоим друзьям там, внизу, придётся нелегко.
– Ты не ответила на мой вопрос, неведомая. Если б ты могла отобрать Адамант у меня силой – то уже сделала бы это. Значит, не можешь. По какой причине – не так важно.
– Свет изначальных Ламп, Иллуина и Ормала, нужен, чтобы поскорее преобразовать старое, – скороговоркой ответил парящий призрак. – Это поможет свершить сие… скорее и с меньшими… издержками.
– Издержками? Это как с утопленным Нуменором? – поднял бровь Фолко. – Когда целый народ был покаран, не разбирая правого и виноватого?
– Неправда. Невиновные были спасены. Ибо кто, если не они, основали Арнор и Гондор?
– А остальные все были осуждены на смерть? Включая грудных младенцев и неродившихся детей в материнских утробах?
– Старо, хоббит, – по прекрасному лицу эльфийки пробежала гримаса презрения. – Эти дети выросли бы злодеями. Их бы не воспитали иначе. А так – их свободные, чистые души покинули Арду через Двери Ночи. Смерть страшна только в лживых речах Врага, невысоклик Фолко.
– То есть роду смертных помереть сразу было б величайшим благом, так? – усмехнулся хоббит. Он уже не боялся. Он знал, что нужно сделать, и был готов. Но ему требовались ответы.
– Никому не известны планы Единого, Эру Илуватара, насчёт рода смертных!.. Мы знаем лишь, что Он положил вам родиться, и жить, и умереть, расставшись с плотью, бестелесным духом покинув Арду для великого странствия, тайны которого поистине неведомы даже Валар. Он положил роду смертных жить!..
– И страдать, и умирать в муках, – зло сказал хоббит. Гномы встали ещё ближе. – И не знать, что там, за страшной дверью. Высоко, поистине, милосердие Единого! Знать, хотел Он, чтобы мы побольше б мучились ужасом и неизвестностью. Что ж, посланница. Я, может быть, просто хоббит, Фолко, сын Хэмфаста, которому, как ты говоришь, суждено было «родиться, и жить, и умереть» – всё для великого странствия, – но я хочу, чтобы этот мир, такой несовершенный и такой прекрасный, всё равно бы жил.
– Фолко! – Малыш резко обернулся.
– Дай мне камень, и никто не пострадает, – молвило видение.
Хоббит вгляделся в пустые глаза призрака.
«Не давай», – прохрипел Ангмарец, словно его душила незримая рука. Впрочем, его и самого видно не было.
– Хорошо, – вдруг сказал хоббит. – Лови!
Адамант, сверкая и кувыркаясь, прянул прямо в голову призраку, прямо в неживые зрачки.
Все знают, что обитатели Хоббитании – не только отличные лучники, но и превосходные пращники. И метать камни – и ещё много что кроме них – они могут с отменной ловкостью.
Призрак дёрнулся. И этого мига хватило, чтобы Адамант, просвистев мимо, низринулся в огнистую бездну.
– Что – что ты?! – визг резал слух, но привидение уже таяло, распадалось лоскутами, полосами серого тумана, расточаясь, как и положено видению.
Адамант падал вниз.
Фолко резко повернулся спиной к жадной пасти чёрной горы.
– Идём. Кажется, мы все помним, что бывает, когда в Ородруин падают магические предметы.
– Дёру! – заорал Малыш; схватил хоббита за руку, вновь поволок за собой, как и по пути наверх.
…Однако Роковая Гора поглотила Адамант безмолвно, словно и не заметив.
Ночь оставалась недвижна и нема – лишь внизу, у подножия, мелькали быстрые белые вспышки да звенела по-прежнему сталь о камень.
– Скорее! – Торин размахнулся топором, огромными прыжками понёсся по склону.
И тут земля наконец содрогнулась.
Ночь обернулась днём, засветилось всё – камень и земля, скалы и валуны, пепел и зола, всё вокруг. Небо оставалось тёмным, но внизу, под небом, всё сделалось слепяще-белым.
На миг.
А потом всё так же внезапно, беззвучно пала прежняя тьма.
Только внизу, там, где оставались эльфы, горбун, Рагнур и Эовин с Тубалой, уже не звенели мечи и не свистели стрелы.
Адамант упокоился.
– Да уж, лихо пришлось, – горбун Санделло баюкал левую руку, перевязанную и выше, и ниже локтя. – Не разберёшь даже, кого били. Тени не тени, звери не звери, люди не люди, орки не орки. Камень да пепел, пепел да камень. Его мечом, а он дальше валит. И все – к нему, – горбун кивнул на полусидящего Олмера.