– Сам погляди, что делаем, – предложил он. Да, это был замечательный истребитель! Подобные ему машины, правда, уже появились на фронте, но далеко не такие. Чудесная техника! Я невольно вспомнил «чайки», МИГи, «ишаки», на которых мы сражались в первые дни войны, и тех храбрецов, что даже на таких машинах смело шли на огонь пушек бронированных «мессершмиттов». Эх, если бы теперь Миронов, Соколов, Овсянкин, Дьяченко увидели, какие у нас истребители!..
Я поблагодарил рабочих за их самоотверженный труд, за все, что они делают во имя победы. Посещение завода и конструкторского бюро Лавочкина окончательно убедило меня в том, что я поступил правильно, отказавшись от должности в Москве. Надо было немедленно возвращаться на фронт. Теперь наши летчики располагали всем необходимым для скорейшего разгрома хваленой авиации Геринга.
Лавочкин, к сожалению, не смог предложить мне готовой, окончательно испытанной новой машины для опробования ее в воздухе. Но он обещал сразу же сообщить мне на фронт, как только будут выпущены первые ЛА-7, с тем чтобы мы взяли несколько самолетов и испытали их в бою.
В гостинице я получил приятную весть: из штаба ВВС сообщили, что мне присвоено звание подполковника и что Главный маршал авиации хочет еще раз побеседовать со мной. Я немедленно явился к нему. Расспросив меня о поездке по заводам и встречах с конструкторами, Новиков спросил:
– Значит, все-таки не хочешь оставаться здесь, отправляешься на фронт?
– Да, товарищ маршал.
– Хорошо. Отпускаем тебя, чтобы ты там еще подумал о нашем предложении.
По его улыбке я понял, что эти слова сказаны между прочим. Маршал отлично знал, что на фронте я буду думать только о боях.
…В вагоне поезда, который мчался на юг, я долго не мог уснуть. Отдаляясь от Москвы, думал о ее бурной, многогранной жизни, о ее большой, поистине исторической роли в происходящей войне, о ее людях. Заводы, институты, штабы, театры – все здесь жило фронтом, работало на победу. И все-таки война была далеко от нее.
Когда я буду еще в Москве? Редко кому из фронтовиков удавалось в это время побывать в столице. Теперь она стала глубоким тылом…
Меня ждали на юге родной полк, друзья, новые сражения.
В таврийских степях весна была в полном разгаре. Черниговка утопала в грязи. Туманы и низкие облака приковали самолеты к земле. Но мои однополчане и в этих условиях почти ежедневно проводили тренировочные полеты. Клубов, Речкалов, Бабак, Труд, Лукьянов, Жердев «вывозили» молодежь. Среди новых летчиков были двое, которые помогли нам перегнать с Кавказа в Черниговку полученные машины.
– Почему они еще здесь? – спросил я у Речкалова.
– Отказались возвращаться в тыл.
– Как так?
– Они летчики и хотят воевать.
– Но командование полка, где они служили, все равно их потребует.
– Уже требовало.
– Что же вы ответили?
– Пока отмалчиваемся. Ребята хорошие, летают исправно, рвутся в бой.
«Ну что ж, – подумал я, – будем отстаивать их. Кто просится на фронт, тот в бою плохим не будет».
Мы готовились к перелету на передовые аэродромы, изучали обстановку на нашем фронте. А пока мы «загорали» в Черниговке, наши наступающие войска вышли на юге почти на те рубежи, где начиналась война. В сводках Совинформбюро теперь упоминались плацдармы на правом берегу Днепра, появилось тираспольское направление. Ветераны нашего полка горели желанием скорее приземлиться на знакомых аэродромах, где мы стояли три года назад, и в боях над Днестром отплатить врагу за трагические дни незабываемого июня.
Мы уже знали: перелет намечен на первую половину апреля, и все жили будущими сражениями, мечтой о преследовании врага до его логова. Вдруг меня срочно вызвали в ставку Главного маршала авиации.
Я полетел туда на боевом самолете со своим ведомым Голубевым. Совершая по маршруту посадки на некоторых аэродромах, мы познакомились со многими соратниками по оружию, с которыми потом пришлось воевать под Берлином и кончать войну.
Командир корпуса генерал Александр Утин и командир полка Анатолий Кожевников помогли нам устроиться, чтобы пересидеть плохую погоду, а мне еще – побывать в знакомом городе.
Я обошел все улицы Ново-Николаевки, проведал квартиру, впервые встретился с Мироновым и Панкратовым. В это время наша армия воевала уже там, где находились могилы этих погибших летчиков.
Когда мы прилетели на конечный пункт, здесь было не до нас. В этот день был тяжело ранен командующий фронтом генерал армии Н. В. Ватутин. К кому бы я в штабе ни обращался с расспросами, мне кратко отвечали:
– Устраивайтесь ночевать, завтра поговорим.
– А зачем нас вызвали?
– Неизвестно.
Меня тревожили такие ответы.
На второй день я был принят Главным маршалом.
– Знаешь, зачем вызвали? – спросил он.
– Не знаю.
– Назначаем тебя командиром авиаполка, который находится в резерве штаба.
«На этот раз мне, наверное, уже не выкрутиться, – подумал я. – Как же быть?»
– Очень не хочется мне уходить из своего полка, товарищ Главный маршал.
– Это я знаю.
– Тогда разрешите перевод в этот полк нескольких летчиков, с которыми я много воевал.
– Нет, не могу.