Читаем Небо войны полностью

Бомбардировщики Полбина… Этот генерал сам водит армады «Петляковых», и по его команде на вражеские позиции обрушиваются сотни бомб. Он много внес нового в тактику бомбардировочной авиации. Штурмовики Рязанова, Витрука, Каманина сражались под Белгородом, за освобождение Киева, правобережной Украины. Какая могучая ударная мощь в их руках! Я с восхищением смотрел на высокого худощавого Рязанова, крепко сложенного, плечистого Витрука, приземистого Каманина. Помнится, Каманин вместе с другими участниками челюскинской эпопеи приезжал в наше училище, мы слушали его рассказ и мечтали о подвигах. Несколько корпусов истребительной авиации на одном фронте – это ли не доказательство нашего возмужания, преимущества нашей авиации над люфтваффе агрессора!

Сияя бритой головой, добродушный и строгий командующий армией генерал С. А. Красовский сначала кратко проинформировал командиров об обстановке на Первом Украинском фронте, а затем перед каждым командиром соединения поставил конкретные задачи. Нашему корпусу было приказано прикрывать с воздуха боевые действия танковых армий.

Намечалось новое грандиозное наступление. Красная Армия должна была освободить последние метры украинской земли, выйти на нашу государственную границу и начать разгром оккупантов в Польше. Осознав размах предстоящих боевых действий, я почувствовал некоторую тревогу: сумею ли обеспечить выполнение дивизией поставленных перед ней задач? Ведь по возрасту я был юнцом среди собравшихся здесь командиров соединений.

Перед началом наступления нашей дивизии приказали перебазироваться на новый аэродром, расположенный в нескольких километрах от переднего края. Из штаба корпуса поступило дополнительное указание: перелетать парами, на предельно малой высоте, в сумерках, чтоб противник не смог нас обнаружить и накрыть огнем артиллерии. Таких строгих условий раньше нам никогда не ставили.

Вечером я слетал на аэродром, осмотрел подходы к нему, маскировочные средства. На второй день пригласил к себе командиров полков – Бориса Глинку, Лукьянова, Крюкова – и дал им необходимые указания. С наступлением сумерек начался перелет. Пары с ходу одна за другой приземлялись на новом аэродроме. Перебазирование заняло два вечера.

В ночь перед наступлением люди почти не спали, готовились. На рассвете у боевых машин состоялись митинги.

Битва началась буквально на наших глазах. Со своего аэродрома мы хорошо видели, как после мощной артиллерийской подготовки, подкрепленной ударами с воздуха, лавиной двинулись вперед наши танки. С ходу прорвав вражескую оборону, они при поддержке артиллерии и пехоты стали развивать успех.

Настал и наш черед действовать. Противник бросил в бой свою авиацию. Мы ринулись навстречу «юнкерсам» и «мессершмиттам».

Я вылетел на задание во главе двенадцати истребителей 16-го полка. Нужно было перехватить на пути к фронту группу «юнкерсов» и «хеншелей», насчитывающую более сорока самолетов.

Их прикрывали «фокке-вульфы». Облачность не позволяла нам строить маневр по высоте, и я решил атаковать противника с ходу. Увидев нас, бомбардировщики встали в оборонительный круг. Но слабые стороны этого тактического приема мне и моим коллегам были хорошо известны. Мы противопоставили вражеской тактике свою: врываясь в центр круга, обрушивали на бомбардировщиков неотразимые удары. Атаки следовали одна за другой.

Вот пошли к земле первые сбитые нами «юнкерсы». Когда я, расстреляв второго бомбардировщика, начал разворачиваться для очередной атаки справа, над крылом сверкнула огненная трасса. Резким полупереворотом я уклонился от нее. Трасса внезапно оборвалась. Сверху пронеслись Сухов и Жердев. Молодцы! Это они выручили меня.

На одной высоте со мной появился «хеншель». Он прет прямо на меня. Я знаю, что он бронирован, что снаряды его пушек длинные и острые, как игла, – противотанковые. А мне, чтобы дотянуться до «юнкерса», нужны считанные секунды. Но «хеншель» тоже вот-вот откроет огонь. Если он успеет дать очередь, то моя «кобра» разлетится на куски. Я нажал на гашетку, и трассы пошли в цель. Раздался какой-то треск, и подо мной промелькнул силуэт «хеншеля». Неужели он упредил меня с открытием огня? Нет, моя машина ведет себя пока нормально. Гляжу, ко мне приближается «пятидесятка» Голубева.

– Посмотри, нет ли пробоин в моей машине, – говорю ведомому.

Голубев подошел ближе и покачал крыльями: все в порядке.

Какие же звуки я слышал? Что случилось? Видимо, в момент нервного напряжения я забыл снять палец с гашетки. Вначале все мое внимание было сосредоточено на «юнкерсе» и прицеле. Когда же «хеншель» оказался уже подо мной, заработал слух, и я услышал собственную стрельбу.

Советские войска, обойдя Броды, устремились на запад. Танки уже подходили к границе. Наша дивизия сражалась в воздухе над Равой-Русской, над польскими селениями Люблинец, Цешанув, Сенява. Первые немецкие самолеты над территорией Польши были сбиты Клубовым, Вильямсоном и Лиховидом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное