Небо войны

В 1932 году меня, Мишку Сихворта и Костю Лобастова перевели инструкторами ФЗУ. Теперь мы сами учили мальчишек и девчонок.

В один из погожих майских дней меня и моих друзей вызвали в комитет комсомола.

– Распишитесь вот здесь, – сказал комсорг ФЗУ и вручил нам красные книжечки комсомольских путевок.

Ошеломленный, я не верил своим глазам: прямо сверху было начертано: «Молодежь, на самолеты!» Я чуть не запрыгал от радости, но меня остановил Сихворт:

– Подожди радоваться. Сначала пройди комиссию.

Мне ли бояться медицинской комиссии? Неужели я зря занимался спортом?

В летные школы отбор был очень строгим, и многим не повезло. Не прошел комиссию Костя, нашли отклонения от нормы и у Мишки. Я один из нашей неразлучной тройки получил направление в летную школу. Я уже видел себя в самолете; давнишняя мечта вела меня прямо к цели. Ничто уже, кажется, не могло помешать осуществить мое стремление, которым я жил все эти годы.

В конце мая поезд увез меня на запад. Вагоны прогрохотали по мосту через Обь. А там – степь и степь…

Вскоре появились леса, горы. Никогда я еще не видел гор, и эти невысокие хребты казались мне огромными.

Вот они, Уральские горы, под крыльями нашего самолета. Я впервые вижу их с высоты, вижу всю панораму Урала. Самолет снижался. Я оглянулся и увидел сидевшего за мной Речкалова. Он кивнул на окно, радостно заулыбался.

– Смотри! Моя родимая сторонка!

Григорий воскликнул так, что даже сквозь гул моторов все ясно расслышали эти слова.

Под нами был Свердловск. Горы, разноцветная россыпь домов и домиков, вязь улочек и дорог. Трубы и дым заводов. Могучий арсенал страны Урал словно звал нас к себе.

В Свердловске мы имели право задержаться всего лишь на несколько часов.

Что могли показать нам, фронтовикам, поздним вечером руководители большого города? Конечно же, завод, организовать встречу с рабочими. Огромные цехи Уралмаша и сами творцы грозных танков полнее всего представляли тогда Свердловск, олицетворяли единство фронта и тыла.

Мы шли между длинными рядами станков, вдоль поточной линии сборки боевых машин. Под высокие крыши там и сям взлетали голубые сполохи сварки, красные отсветы от раскаленных болванок металла; тяжело грохотали механические молоты, и брызги ярких искр чертили огненные линии; краны медленно несли цельнокованые башни, а где-то беспрерывно ревели моторы.

Кипение труда напоминало бой, наступление на врага. Седые ветераны заводов и юноши, женщины и девушки плавили, обтачивали, ковали металл.

В цехе состоялся митинг. Трибуной для ораторов служил танк. Речи вливались в шум машин. В глазах людей отражались вспышки плавок – горела ненависть к врагу. Наши приветы с фронта, наши заверения разгромить захватчиков на их территории тонули в аплодисментах рабочих, стоящих у «трибуны» и у станков. На лицах людей мы видели усталость, но в трудовом ритме чувствовалось биение неутомимой воли народа, его созидательной энергии.

Нас угостили ужином, и мы отправились на аэродром. Утром самолет продолжил путь на восток.

После трудных испытаний, после далеких, пройденных с боями дорог родная земля становится еще дороже. Всматриваясь в ее очертания, находишь все новые красоты, с волнением ждешь минуты, когда увидишь что-нибудь знакомое с детства.

Степь. Вьется железная дорога. Дробится, пестрит что-то на горизонте. Это «что-то» оказывается неимоверно большим, оно все растет, надвигается. Неужели это Новосибирск?! Я помнил его гораздо меньшим. Но я не видел его с 1937 года – целых семь лет. Последний раз приезжал сюда из Ленинграда на похороны отца.

Да, это Новосибирск. Пристроившиеся к нашему ЛИ-2 истребители идут совсем рядом – они подняли в небо привет родного города.

Корреспонденты, мои спутники готовятся к приземлению. А я не могу оторваться от окна. С высоты я никогда не видел родной город, но я сотни раз прошел его из конца в конец пешком. Однако сейчас я ничего не узнаю. Аэродром почему-то оказался посередине города, а ведь лежал он за второй Ельцовкой. Что за новые заводы, огромные массивы жилых домов?

Самолет, замкнув круг, пошел на посадку. На земле люди, флаги, блеск медных труб. Неужели все это ради меня? Так встречали, помню, только героев дальних перелетов. Я не покорял полюс, не связывал новыми маршрутами материки. Я сражался за Родину, как многие мои ровесники. Волнение сковывает и заставляет подтянуться. Что скажу им, тысячам людей?

Смолкли моторы. Слышно, как гремит оркестр. Несколько шагов по трапу отделяют меня от матери, жены, от моей земли, а как трудно их пройти, когда тебе рукоплещут, когда звучит торжественная музыка, когда нельзя преодолеть смешанного чувства смущения и гордости.

Кажется, всех обошел, всем, кто был поближе, пожал руку. Но вон там, из-за спин взрослых, проталкиваются мальчишки. Не могу пройти мимо, подался им навстречу. Глазенки их сверкают.

Не так ли и я прилипал взглядом к каждому летчику с того дня, когда впервые увидел самолет? И не так ли у кого-то из них в эти минуты рванулось сердце в голубую высь?..