Небо войны

– О, оказывается, командир-то здесь! А я считал, что и его нет. Вот ситуация: водки много, а пить некому.

Я знал, что Назаров несправедливо таит обиду на меня.

А ведь прошло почти два года с тех пор, когда произошел случай, обозливший его.

По прибытии из школы в полк я был зачислен в его звено. Мы с Мироновым стали его ведомыми. Однажды из-за небрежности командира чуть не произошло столкновение в воздухе. Назарова тогда строго наказали, а к нам назначили другого командира.

Соколов рассказал, как в условиях фронта можно выправить согнутые лопасти винта. Техники, конечно, уже знают опыт Халхин-Гола. У нас два самолета стоят с поврежденными во время приземления винтами. Мне представляется картина, как сейчас на аэродроме в Сынжерее ребята бьют кувалдой по дюралевым лопастям, стараясь, чтобы до утра самолет был в полной боевой исправности. Светлее становится на душе. Если до утра будут устранены повреждения на машинах Селиверстова и Дьяченко, если группа Фигичева сидит где-то недалеко отсюда, то завтра нам будет на чем работать.

Я снова отправился на аэродром звонить по телефону. Когда связался со штабом дивизии, неожиданно попал на командира.

– Кто это? – спросил он.

– Старший лейтенант Покрышкин.

– Покрышкин? Где твоя эскадрилья?!

Попробовал объяснить все по порядку, но сразу почувствовал, что комдив вложил иной смысл в свой вопрос. Он дал понять, что вся вина за случившееся лежит на мне.

В полночь возвращаюсь с аэродрома один. Тишина… Подышать бы чудесным безмолвием, которого так не хватает днем. Но мысли о завтрашнем дне заставляют забыть обо всем.

Пробираюсь к своей койке, укладываюсь, думаю о Фигичеве. Неужели он сделал это нарочно, подогретый завистью ко мне? По летному стажу он старше меня, а эскадрильей поручили командовать мне. Потом вспоминается приказ комдива о вылете в грозу.

За окном успокаивающая тишина, лицо приятно обвевает свежее, прохладное дыхание ночи. Друзья сладко похрапывают.

…На следующее утро наш «законный» командир Соколов стал принимать эскадрилью. Я рассказал ему о положении дел, о боевых успехах живых и о мужестве погибших. Беседуя, мы посматривали на небо: не летит ли звено Фигичева? Нам уже сообщили, что оно приземлилось на аэродроме в Котовске.

Неожиданно меня вызвали на КП. Прибежал туда и увидел рядом с Ивановым командира дивизии. Жестикулируя руками, он что-то доказывал. Его одутловатое лицо было недовольным.

– Где твоя эскадрилья? – резко спросил он, когда я доложил о прибытии.

Точно такой же вопрос комдив задавал мне вчера вечером. Я ответил, что звено Фигичева скоро должно возвратиться на аэродром, а остальные летчики приводят свои самолеты в порядок.

– О Фигичеве без тебя знаю, – оборвал он меня. – Почему растерял группу? Молчишь?! Командир должен за все держать ответ. – И, повернувшись к Иванову, тем же тоном добавил: – Подготовьте приказ о снятии его с должности комэска.

– Он не командир, а заместитель, – спокойно пояснил Иванов.

– И с заместителя сниму! Я не забыл, как он расстрелял СУ-2!

– За СУ-2 готов отвечать, товарищ комдив, – отозвался я. – А в этом случае вина не моя.

– Плохо воюем! – продолжал комдив. – Немцы уже под Минском и Ленинградом!..

– В этом не только летчики виноваты.

– Что?! Как ты разговариваешь? Кто тебе позволил так рассуждать? Запомни: буду людей награждать – ты не рассчитывай на награду.

– Я за Родину воюю, товарищ комдив, – не сдержался я.

Над аэродромом появилась группа Фигичева. Но, несмотря на рокот моторов, я хорошо расслышал, как рассерженный комдив приказал снять меня с должности замкомэска.

– Можно идти?

– Идите!

Тяжелый камень лег мне на душу. Хотелось полететь в самое пекло.

– Ну что? – встретил меня вопросом Соколов. Я вкратце передал ему содержание разговора с комдивом.

– Зачем спорил? – упрекнул меня комэск.

– А, – махнул я рукой. – Все равно не сегодня, так завтра зенитка собьет или «худой» свалит!..

– С таким настроением воевать негоже, дружище. Иди-ка отдохни.

Подошел улыбающийся Фигичев. Соколов не дал ему закончить доклад и строго спросил:

– Почему откололся?

– А куда же он нас вел? – кивнул Фигичев в мою сторону.

– Не кивайте на других, – возмутился Соколов его самоуверенным тоном. – На Халхин-Голе за такие действия под суд отдавали! Понятно?

На смуглом лице Фигичева, обрамленном бакенбардами, застыло недоумение: неужели Соколов всерьез говорит о суде?

– Вам понятно? – повысил голос комэск.

– Понятно, товарищ старший лейтенант.

– Если понятно, то запомните это навсегда! Идите готовьтесь к вылету.

– Есть готовиться к вылету! – Фигичев как никогда четко поворачивается и уходит.

Запустил самолет Дьяченко. Мотор взревел звонко и весело. От его звуков, от решительного голоса комэска повеяло успокоительной силой.

Подвиг требует мысли

Напряженная, полная неожиданностей и опасностей фронтовая жизнь! Она разрешает личные конфликты, сплачивает людей для побед, и каждый день рождает новые огорчения, трудности.