Небо войны

Уходил еще один фронтовой день. Возвратившись с боевого задания, я увидел Вахненко в кругу молодых летчиков, только что прибывших в полк. Стройные, в новеньком обмундировании, в фуражках с «крабами», они живо напомнили мне о совсем иной, довоенной, жизни.

– О чем беседуете? – спросил я, остановившись возле них.

Они с любопытством и, как мне показалось, с восхищением смотрели на меня. Ведь я только что вышел из тяжелого воздушного боя.

– Так, о всяких случаях, товарищ старший лейтенант, – отозвался высокий, статный сержант с открытым русским лицом.

Я первому подал ему руку.

– Никитин, – представился он.

«Бывают же такие», – невольно подумал я. Всем своим видом сержант напоминал известное скульптурное изображение летчика. Молодой красивый парень в летной форме задумчиво смотрит в небо. Одной рукой он прикрывает от солнца глаза, а другой придерживает опущенный к ногам парашют. Он стоит на земле, а видится в полете. Вот и Никитин показался мне таким.

– Труд, – протянул мне руку высокий худощавый сосед Никитина.

– Конечно, бой – это труд, – ответил я, не поняв, что хотел он сказать этим словом.

– Это фамилия у него Труд, – пояснил Никитин.

– Я говорю, что на фронте тоже нужен труд, – пришлось мне схитрить.

Все прибывшие в полк летчики были ненамного моложе меня. Но я уже целый месяц провоевал на фронте, и этот небольшой срок разделял нас, словно широкая бурная река, которую надо переплыть. Они стояли еще на том, мирном берегу, и каждое слово фронтовика имело для них особый смысл. Я понимал, как важно сейчас передать им все, что мы уже знаем о войне, о боях и о противнике. Они, молоденькие соколята, не должны платить своей кровью за ту науку, которую добыли в боях опытные бойцы.

Мы говорили недолго, торопили неотложные дела. Когда остались наедине с техником, Вахненко вдруг вытянулся по стойке «смирно» и подчеркнуто официально, чего с ним никогда не было, отчеканил:

– Товарищ командир, разрешите обратиться!

– Пожалуйста, обращайтесь, – ответил я, не сдержав улыбки.

– Ребята мне только что сказали… В авиашколы набирают из техников. Хочу поступить.

Кто-кто, но авиатехники знают, чем была война для наших летчиков. Они видят, какими возвращаемся мы подчас с заданий, сколько машин осталось в нашем полку.

Меня тронуло стремление Вахненко.

– Что же, очень хорошее желание, – сказал я.

– Я давно хочу стать летчиком. Теперь как раз смогу переучиться. Поговорите с командиром полка, чтобы меня направили в школу. Буду истребителем – к вам вернусь.

Вся красота души человека наиболее полно проявляется в самые важные и ответственные моменты его жизни. Вахненко надо было бы по-дружески обнять: лицо техника светилось мечтой, той самой, которой когда-то жил я. И эта мечта вела летчика из школы прямо на поле боя, туда, где в первой же схватке его ждет, может быть, гибель.

– Я попрошу за тебя Виктора Петровича. В этот же день поздно вечером Вахненко забежал ко мне в общежитие. Одет во все выходное. Пилотка на нем старенькая, но чистая. Почему-то сразу, взглянув на нее, я по звездочке узнал, что она была моей.

– Узнаете? – спросил Вахненко, краснея.

– Тебя? Не узнаю. Праздничный какой-то.

– Сейчас с машинами уезжаю на станцию, а там поездом в авиашколу. Направление в кармане. Зашел проститься.

– Отлично. Желаю счастья и удачи, – протянул я ему руку.

– А пилотку узнали?

– Да, – ответил я.

– Тогда, в тот вылет, взял на память. Друзья не посоветовали возвращать. Обычай не велит.

– Я сам бы не взял ее обратно. От гимнастерки отказался. Такие вещи назад не возвращаются, знаю. Желаю тебе в этой пилотке вернуться летчиком.

Мы крепко обнялись. Я проводил Вахненко к машинам, нагруженным столами, кроватями и кухонной утварью. Ночь, торопливые голоса, имущество на машинах, которое мы привыкли видеть только в помещениях – все говорило об отъезде. Полк оставлял свой аэродром.

Утром мы покинули Маяки. Перелетели в Котовск, но все чувствовали, что ненадолго. Нам виделась дорога на восток, тяжелая дорога отступления.

На аэродроме в Котовске мы не застали ни одного самолета. «Значит, – подумал я, – нашей дивизии придется одной обеспечивать боевые действия наземных частей на этом участке фронта».

На второй день догадка подтвердилась. В Котовск переехал и штаб соединения. Неподалеку от командного пункта мы увидели самолет комдива УТИ-4 и пару «чаек», которые прикрывали его во время перелетов.

Однажды утром летчики вдруг обнаружили, что все крыльевые крупнокалиберные БС самолетов сняты. Мы хорошо знали высокую эффективность этого оружия и, естественно, потребовали от техников подвесить прежние пулеметы. Нам ответили, что их уже нет.

– Как нет? – удивились мы.

– Они уже запакованы и отправлены.

– Куда? Зачем? Что это значит? – посыпались вопросы.

Техники послали нас к инженеру эскадрильи.

– Не волнуйтесь, – сказал Копылов. – Без тяжелых пулеметов самолеты легче, драться лучше.

– А стрелять чем будем? – наступали летчики.