Как же быть с отрезами? Забрать с собой? Но в лагере будет, конечно, не до посылок. Эх, сестренка, потерпи еще немного – ведь больше ждала обещанного. Вот перегоню МИГи, выберу свободный часок и отправлю тебе подарок. Уложив отрезы на дно походного чемодана, я засунул его под кровать.
В ожидании Миронова еще раз вернулся в мыслях к событиям дня. А ведь сегодня в моей жизни произошло что-то большое, значительное. Командир полка назначил меня заместителем комэска! Жизневский, конечно, не знает об этом. Если бы Иванов предварительно советовался с ним, тот бы не согласился с этим выдвижением. Он знает, что я не люблю его как летчика, и поэтому не терпит меня. А я не умею скрывать своих чувств, не могу идти на компромиссы, когда речь идет о мастерстве пилотирования, о тактике.
Зато в Иванове я, как говорится, души не чаю. Он покорил меня с первой встречи. Осенью 1939 года, окончив Качинскую авиашколу, я прибыл в полк. В штабе мне сказали, что командир на полетах. На аэродром я пришел в момент взлета очередного истребителя. Меня удивило, что И-16, взмыв над землей, резко, что называется на одном крыле, развернулся. И-16 – машина очень строгая, с ней я познакомился в школе и знал, что в таком крутом вираже на небольшой высоте она может наказать – рухнуть вниз. Но летчик так искусно и молниеносно развернул своего «ишачка», что я изумился. Истребители понимают, как важен такой резкий, неожиданный маневр самолета во время воздушного боя.
– Кто взлетел? – спросил я у стоявшего рядом летчика.
– Командира не узнаешь? – удивился тот.
– Командир полка?!
– Конечно! – с гордостью подтвердил летчик.
Я с завистью смотрел на пилотов, наблюдавших за своим командиром. Хорошо учиться у такого мастера! А на второй день и я вылетел с Ивановым на двухместном УТИ-4.
Летчик-истребитель овладевает искусством высшего пилотажа, следуя в основном какому-то образцу. Мне и моим товарищам повезло: у нас таким образцом был сам командир. Он летал в пилотажной пятерке на авиационном празднике в Москве. Его любили, ему доверяли и во всем подражали. И наш сегодняшний разговор с ним, его энергичное требование – немедленно переучиваться на новые машины – были для нас чем-то очень важным.
Немецкий бомбардировщик, пролетевший над Бельцами, оставил в душе грустный след. На меня опять словно давило небо, в памяти оживал запомнившийся гул чужого самолета.
Миронов не появлялся. Досадуя, я уже собирался идти на вокзал один, как в дверях неожиданно выросла его фигура.
– Извини, Саша, задержался, – сказал он и начал укладывать свои вещи. И вдруг выпалил: – Надеюсь, в Тирасполе мы остановимся на денек? У меня там знакомых девчат – хоть отбавляй!
– Целый день тратить на такой пустяк?
– Пустяк? – удивился Костя.
– Для тебя – безусловно.
Улыбка исчезла с лица Миронова. Видимо, не часто приходилось ему слышать откровенные суждения о себе. Он вспылил:
– Ах да, я забыл, что ты теперь начальник. Будешь читать нам мораль?
– Я прежде всего друг тебе!
– Мои личные дела тебя не касаются, – пробормотал смущенный Миронов.
– Какие там к черту дела! Вчера какую-то студентку заставил плакать, сегодня, наверно, Флорику. Разве это по-человечески?
– Мало ты, Саша, понимаешь в этом деле.
– О да! Ведь это такое сложное дело – крутить головы девчатам… Не забудь прихватить побольше носовых платков. В Тирасполе мы не задержимся.
Миронов догонял меня уже на улице.
Дорога от Бельцев до Котовска нам порядочно наскучила – на самолетах мы не раз облетывали весь этот район за полчаса, а по земле ползем целые сутки.
До Маяков легко добрались на попутных машинах, доставлявших бензин, продовольствие, боеприпасы.
Маяки – один из тех аэродромов, которые десятилетиями обозначались на секретных картах в штабах, а использовались колхозами для сенокосов и выпаса скота. Их много было разбросано по степной Украине, на них годами не приземлялся ни один самолет, и кое-кому могло показаться, что они вообще не нужны. Но пришло время, когда военной авиации понадобилось это поле, покрытое молодым клевером. Словно рой пчел, приземлился на нем наш полк. В воздухе, не утихая, стоял гул моторов.
Штаб полка размещался на аэродроме, в большом фанерном ящике из-под МИ Га, поставленном в густой зелени лесной полосы. Начальник штаба майор Матвеев Александр Никандрович, как всегда занятый телефонными разговорами, бумагами, распоряжениями, увидев нас, вышел навстречу.
– Ну как, пофокусничал на курсах? – весело обратился он ко мне. – Жизневский жаловался на тебя.
– Если пилотаж для него только фокусы, пусть жалуется.
– Вот как! – Начальник штаба посмотрел на меня одобрительно, но ответил уклончиво: – Конечно, если это был настоящий пилотаж, на МИГе он здорово пригодится. Смотри, какая парочка! Говорят, строгая машина. Не вздумай только цирк устраивать, шею свернешь.
– Ничего… Скорее бы вылететь.
– О, сразу и вылететь? Храбрец! Идите устраивайтесь. Не на один день приехали.