Небо войны

Виктор Петрович, пожимая мне руку, спросил:

– Что, Покрышкин, на самолет выменял полуторку?

– Почти так, товарищ майор. Тащил МИГ, пока было можно. Пришлось сжечь.

– А глаз цел?

– Цел, товарищ командир,

– Ну, хорошо. Были бы глаза целыми, чтобы видеть и уничтожать врага. Отдохни, подлечись и приезжай к нам. Полк перебазируется в Султан-Салы, ближе к немцам. Вот так, Покрышкин. Мы знали, что ты вернешься. Кто из летчиков уже ходил по земле, того сломить не так-то просто.

Разбитая бровь болела. Два дня я провел в санчасти, лечился, отдыхал, писал письма родным. Открывал и заветную тетрадь. На этот раз ее, как и остальные мои личные вещи, сохранили. Вспомнив населенные пункты, через которые проходил, хотел было записать их. Но потом решил, что Пологи, Черниговку мне не забыть никогда и без тетради.

…Лечение кончилось. Надо воевать! На той же полуторке, которая эти два дня стояла около санчасти, я уехал в Султан-Салы. На дороге встретились два потока: один – те же эвакуированные, только уже из русских придонских колхозов, другой – наши войска, идущие к фронту.

Войск было много, свежих, хорошо вооруженных. Таких сил я не видел еще за все месяцы войны. Чувствовалось, что под Ростовом готовится большое сражение.

На аэродроме в Султан-Салы я услышал тяжелую весть:

– Вчера похоронили Кузьму.

– Селиверстова? – машинально спросил я.

– Дрался с «мессерами» под Таганрогом… Упал недалеко от аэродрома… Похоронили там, на холме.

Его могила была видна от КП. Я пошел туда, чтобы своей рукой бросить на могильный холмик горсть донской земли.

Кузьма не много сбил вражеских самолетов, но скольким из нас он спас жизнь в воздушных боях! Скромный, застенчивый человек, прямой и честный товарищ, настоящий боевой друг.

Я постоял у свежей могилы с дощатым обелиском. Техник вырезал из дюраля звездочку и под ней, после фамилии, имени и отчества летчика, написал чернильным карандашом: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!»

Сколько обелисков с такими надписями осталось на просторах от Прута до Дона! Я вспоминал о наших первых могилах у западных границ СССР. Эта, над которой я склонился, была самой крайней на востоке. Будут ли они появляться еще дальше, за Доном? Тяжело было думать об этом…

Возвратившись на КП, я попросил, чтобы меня сразу же послали на боевое задание. Виктор Петрович понимающе посмотрел на меня, сказал свое обычное «хорошо» и вдруг спросил:

– Ты что-нибудь слышал о летчике Посте?

– Читал о нем, товарищ командир.

– Знаешь, что такое глубина зрения? Я растерялся, не зная, что отвечать.

– Так вот, – продолжал Иванов, – человек определяет расстояние двумя глазами. Есть такие исключительные люди, которые могут это делать и одним. Но ты, Покрышкин, не одноглазый Пост, который прекрасно летал и над сушей и над водой. По крайней мере нет нужды экспериментировать. Поезжай-ка ты на своей полуторке за Дон и организуй там переучивание молодых летчиков на МИГ-3. Они у нас летают на «чайках» и на «ишаках», а нам могут подбросить и новенькую технику.

Я не соглашался. Школьным, тыловым душком отдавало от этого задания. А мне хотелось воевать, сражаться. Виктор Петрович тем же спокойным тоном продолжал:

– Сначала денька три-четыре порассуждай с ними по теоретическим вопросам, поделись опытом, свои выводы преподнеси. За это время глаз подживет, и тогда ты с каждым полетаешь. Словом, хорошо получится. Так что не капризничай. Кому-то ведь надо готовить молодежь.

Я пожал Виктору Петровичу руку. Простился с друзьями и поехал машиной на задонский аэродром. Со мной отправились Никитин, Труд, Супрун и пятеро совсем молодых летчиков, еще не нюхавших пороха войны. Второй раз мне пришлось взяться за подготовку летной молодежи.

Низкое небо

Стояла осень. Здесь, в Зернограде, ее солнечные, прохладные дни напоминали о мирных днях ласкового бабьего лета, а сельские степи с лесополосами, скирдами золотистой соломы – об украинских равнинах, причерноморских богатых краях, оставленных нами.

В эти дни конца октября 1941 года я, как и каждый фронтовик, жил, волновался тем, что происходило на своем фронте, и судьбой Москвы. У Ростова шли напряженные бои за город, немцы рвались к нему, чтобы перерезать железную дорогу, связывающую Кубань и весь Кавказ с центральной частью России, лишить север богатств юга. Ростов героически защищался: здесь стойко дрались войска и ополченцы, сюда непрерывно подходили резервы из тыловых пунктов формирования и военных заводов, к которым уже приблизился фронт.

При первом взгляде на карту можно было сразу понять, что немцы намереваются захватить Ростов обходом на Новочеркасск и Шахты. Это предвидело наше командование. В этом районе сосредоточивались большие силы.