Небо войны

Жердев оставался на высоте. Я шел над баржей и думал о том, как и где сохранилась эта старая, громоздкая посудина, об отваге моряков, о том, что жизнь вот этих людей, сидящих под палящим солнцем, идущих на подвиг, нынче полностью зависит от наших действий. Одна бомба врага принесла бы всем конец... Но немцам теперь не до этих барж. Их самолеты вот уже несколько дней совсем не появляются в этом месте Азовского моря. Круто приходится врагу, круто. Расплата идет!..

Когда мы вылетаем на штурмовку дорог западнее Жданова, видим, что поток машин, тягачей, солдат противника устремлен от фронта, а не к фронту. Нас радует эта паника, этот страх перед нашей силой, и мы стремимся как можно больше уничтожить машин, бензоцистерн, повозок, орудий — они ведь на каком-то рубеже снова ощетинятся против нас.

Вылеты на штурмовку теперь доставляют нам истинное боевое удовлетворение. Мы уходим далеко в море и появляемся над колоннами с тыла, с запада. Вражеские солдаты принимают нас за своих. Вот тут и начинается. Подожженная цистерна с горючим сразу перекрывает дорогу, а в сутолоку, в затор летят трассы. Дым, пламя, пыль. Разбегающиеся во все стороны солдаты. Картины знакомые, но смысл их совсем иной. Убийцы детей, женщин, стариков, расстрелянных у переправ, на степных украинских шляхах, получают достойное возмездие.

Мы проносимся над колонной один за одним, поливая ее свинцом.

Возвращаясь с задания, получаем приказ о новом вылете с последующей посадкой на другом аэродроме. Войска неудержимо продвигаются вперед, мы шагаем за ними бросками с одного аэродрома на другой.

Оставив сельскую школу — пусть ребятишки становятся ее хозяевами! — мы приземлились у города М. Еще до этого я пролетал над этим хмурым, будто присыпанным сажей городом. Словно землетрясение вдруг сдвинуло под ним почву, и его здания повалились, доменные печи перекосились, перекрытия над большими длинными цехами обрушились. Немцы оставили здесь одни руины.

Личный состав нашего полка разместился в уцелевших домиках на окраине приморского города. От местных жителей мы услышали немало жутких рассказов о зверствах оккупантов. Но были и такие разговоры, которые радовали нас.

Как легенда, из уст в уста передавался случай, происшедший на железной дороге перед самым отходом немцев. Покидая город, фашисты решили вывезти в Германию всех оставшихся трудоспособных жителей, главным образом девушек. Но это им не удалось сделать. Когда эшелон отошел от станции, в небе вдруг появились самолеты с красными звездами на крыльях. Советские летчики словно чувствовали, что это за поезд. Они стреляли не по вагонам, а по паровозу и разбили его. Эшелон остановился. Немецкие конвоиры, заслышав близкую стрельбу, разбежались. А тут подошли наши войска. Так летчики спасли несколько сот жителей города.

Мы вдвойне гордились героями этой правдивой легенды. Ведь они были летчиками нашего полка. Тот паровоз, который вез советских людей на фашистскую каторгу, уничтожил не кто иной, как ведущий группы Иван Бабак.

Хозяйка дома, где остановился я с Голубевым, рассказывала:

— С нашего аэродрома немцы этой весной на Кубань летали. Сперва были нахальные, дерзкие, потом приутихли немного, а позже и совсем носы повесили. Утром перед выездом на аэродром все молились, причитали, чтобы смерть их миновала. А вечером не все возвращались домой. Уцелевшие напивались допьяна, безобразничали, а утром снова молились. Услышали мы от нее и о подвиге знаменитого сталевара Макара Мазая. Он отказался плавить металл для наших врагов, и его расстреляли. Мы долго обсуждали мужество Мазая. Настоящий советский человек. Свои руки, искусство сталевара он не отдал на служение врагу.

Мы уже летали за Осипенко на штурмовку отступающих войск. Снова прикрывали в море баржи — они теперь держали путь к городу Осипенко. Там тоже должен высадиться десант, чтобы «оседлать» дороги. Немецкая авиация, базирующаяся уже где-то за Днепром, начинает оказывать сопротивление. Группа наших истребителей, возглавляемая Клубовым, встретилась с «юнкерсами» и провела блестящий бой. Клубов выполнил здесь тот самый прием, которым пользовался я на Кубани: он повел в скоростную атаку свою группу против трех эшелонов немецких бомбардировщиков и расстрелял трех «юнкерсов» за один заход. Его напарники Жердев, Сухов повторили наглядный урок командира. Шести «юнкерсов» недосчитывались на этот раз немцы. Они сгорели в полях у Осипенко, куда мы вскоре и перелетели.

Все эти дни я замещал заболевшего Краева. Забот и хлопот у меня, естественно, прибавилось. Приходилось не только командовать полком, направлять его боевую деятельность, но и решать вместе с замполитом Погребным многие другие немаловажные вопросы.

Однажды ко мне подошел инженер по вооружению капитан Жмудь.

— Разрешите, — говорит, — обратиться по личному вопросу.

На нем лица не было, бледный, осунувшийся, даже руки дрожат. Я сразу догадался, о чем он меня попросит. Вчера наши войска освободили Ногайск. А там перед войной жили родители, жена и дети инженера. Он ничего не знал о них.