Небо Ждёт. Притча о будущем (СИ)

На ночь следовало осмотреть рану Петра. Я положил его лицом вниз, задрал у него на спине одежду и удивился: обширная ожоговая рана уже зарубцевалась. Пётр был в отличном настроении. У него вообще сил было через край, похоже, так на него действовал реанимационный витаминной коктейль. Я же измучился крайне и повалился рядом с Петром, честно пытаясь заснуть, но всё ворочался с боку на бок. Я боялся. Да, я опять боялся, что если всё же засну, то завтра в восемь утра прозвонит будильник, и всё моё приключение растворится, словно дым, станет несбывшемся. Но Пётр рядом спокойно заснул в том положении, в котором я его уложил, и его размеренное дыхание стало усыплять и меня. Засыпая, я попросил мироздание не оставлять меня, остаться со мной и в завтрашнем дне, и завершил, как меня научил Пётр: «Да будет так». Это было последнее, что я помню, похоже, что после этого я сразу и заснул.

Проснулся я от того, что зверски затекли бока, да так, что я не мог подняться. До чего же жёстко спать на полу! Было уже светло, Петра рядом не было. Я приподнял голову, и увидел, что он стоит на коленях на полу у окна и, признаться, непонятно что там делает. Он услышал, что я проснулся, обернулся и спросил бодрым голосом:

— Ты в порядке?

Я с трудом встал на четвереньки и с хрустом размял спину.

— Не знаю… что-то не очень, — пожаловался я. — Не привык к таким условиям. Хотя всё равно рад, что проснулся не дома.

Пётр улыбнулся своей замечательной улыбкой и на душе у меня посветлело.

— Пока ты спал, я вышел на лужайку за домом и собрал кое-что к завтраку. Смотри! Это — ягоды! Тут когда-то был свой сад.

Я обрадовался осенней голубике, ведь много лет я ел только одни полуфабрикаты, а Пётр продолжал:

— А из листьев смородины и малины я заварил чай. Я такой люблю очень.

Я почесал взлохмаченный затылок, соображая, можно ли не чай назвать чаем, и почему-то спросил:

— Ты, наверное, живёшь в деревне?

— Сейчас нет! — засмеялся Пётр. — Но у нас есть своё хозяйство. Урожайные годы на ягоды бывают часто, всегда живём в изобилии.

— Угу. И всё всегда у вас есть. Даже реанимационный комплект. Какое изобилие!

Пётр быстро посмотрел на меня, ворчу ли я или шучу. Я сделал вид, что шучу. Но поворчать хотелось.

— Андрей, смотри-ка что нам передала та женщина на вокзале!

Он присел рядом, положил на плед какую-то дощечку, на неё, как на стол, положил свёрток, развернул упаковку и достал колбасу, кефир, хлеб, сыр и творог. Мне стало как-то необычно хорошо и тепло. Я с наслаждением наблюдал, как Пётр, осмотрев кухню, нашёл какой-то тупой нож, как он резал им хлеб, колбасу и сыр, как собирал из них бутерброды. Посуда была чисто вымыта, и Пётр разливал по кружкам чай.

— Где ты взял кипяток? — удивился я.

— В саду есть своя скважина, я набрал там немного воды, — ответил он. — А потом просто во дворе сложил костёр и в кастрюльке вскипятил воду.

Я с восторгом хмыкнул. Он замер, посмотрел на меня и с загадочной улыбкой сказал:

— А теперь самое вкусное…

Он разложил по тарелкам творог и посыпал его ягодами.

У меня к горлу подступил ком. Пётр сел напротив, кротко посмотрел на меня и тихо сказал:

— Давай благословим нашу трапезу?

Хоть я не понимал, что он имел ввиду, но сразу согласился, предчувствуя флуктуации мироздания. Я весь подобрался и стал внимательно слушать. Глаза Петра вспыхнули светом и он, как будто испугавшись, что я смогу это увидеть, прикрыл их. Он начал говорить просто, но с какой-то силой:

— Благодарим тебе за кров и эту замечательную еду, и просим: благослови нашу трапезу и наше общение!

— Да будет так! — восторженно отозвался я.

Что-то произошло со мной. Я вдруг почувствовал невероятный по своей сладости комфорт и покой, которых не знал до этого. Я мог поклясться, что не испытывал такого в жизни никогда. Но почему это произошло от таких простых слов? Пётр открыл глаза и с такой радостью взглянул на меня, что ком в моём горле разорвался слезами. Я не знал, что со мной, я вообще не понимал, что происходит, — я ведь не сентиментален, — но я плакал! И со мной это было впервые. Казалось, что всю жизнь я носил в себе холодное сердце и вдруг оно начало размягчаться и таять. Я зажмурился, чтобы сдержать слёзы, но не смог. Они предательски лились по моим щекам.

— Брат Андрей, — тепло сказал Пётр, как будто не замечая того, что со мной творится. — Ешь!

Я ещё никогда… никогда не ел ничего вкуснее и сытнее этого. Когда мы приступили к смородиново-малиновому «чаю», я спросил:

— Пётр… почему ты обращаешься к мирозданию на «ты»? И почему оно тебя слушается?

Пётр сразу поставил чашку на «стол» и некоторое время смотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Я понял, что он сейчас скажет мне что-то важное, и как будто размышляет, готов я или не готов принять то, что он собирается мне сообщить. Я был не готов, но отступать уже не мог и поэтому твёрдо смотрел ему в глаза. Наконец, он заговорил своим невероятно красивым голосом: