Кусок сборного бетона отделился от парапета крыши и стремительно пролетел 780 футов до перекрестка. К моменту удара о землю он двигался со скоростью 150 миль в час и разорвался с силой ящика динамита. Один кусок размером с шар для боулинга пролетел поперек мостовой, словно пущенный по воде камень, и ударил в спину бегущего Пита Харлея. Каска слетела с его головы, он упал лицом на тротуар, раскинув руки и ноги, словно вцепился в землю, пытаясь спастись.
Лузетти и стоящий рядом с ним полицейский сделали было шаг к упавшему футах в двадцати от них человеку, потом заколебались и посмотрели вверх, не летит ли оттуда что-нибудь еще. Какой-то пожилой мужчина в темно-синем деловом костюме быстро прошел мимо них в сторону перекрестка. Он то ли не понимал грозящей ему опасности, то ли просто игнорировал ее. Мужчина держался прямо и своим спокойным, размеренным шагом напоминал сельского сквайра на прогулке. Дойдя до лежащего без сознания Харлея, он наклонился и, взяв его за обе руки, попытался оттащить в сторону от падающего здания. Было ясно, что одному ему не справиться. Подстегнутые его мужеством Лузетти и полицейский бросились на помощь.
– Держите его, – сказал мужчина, приподнимая Харлея.
– Чарли! – с недоверием выдохнул Лузетти. – Что ты здесь делаешь?
Полицейский взял Харлея за одну руку, Лузетти – за другую, и так они почти бегом потащили его в северном направлении. Мужчина в синем костюме внимательно наблюдал за ними, но не сдвинулся с места.
– Чарли! – крикнул Лузетти через плечо, задыхаясь. – Беги! Убирайся! – И добавил, обращаясь к полицейскому: – Ты знаешь, кто это? Чарли Кэстльман! Он спроектировал здание Залияна!
– Да? Хреновая работенка.
Лузетти бросил Харлея и остановился посередине улицы, крича и размахивая руками:
– Чарли! В чем дело? Беги, Бога ради!
Здание Залияна теперь уже наклонилось так круто, что его верхушка как бы обогнула дома на противоположной стороне улицы. Клубящаяся белая пыль указывала на места, где оседающее здание терлось облицовкой о тротуар. Грохот и скрежет сопровождались звоном разбивающегося стекла. Кэстльман спокойно дошел до центра перекрестка, остановился и посмотрел вверх, на гигантскую стену, опрокидывающуся на него.
Впервые за долгие годы из глаз Лузетти хлынули слезы.
– Нет! – крикнул он. – Не делай этого!
Его голос звучал сдавленно, да и в любом случае в таком шуме его невозможно было расслышать. А Чарльз Кэстльман, явно удовлетворенный тем, что оказался в месте, которое должно стать центром столкновения, спокойно стоял, подняв голову и держа руки по швам. Он не вздрогнул, не отклонился, когда кусок облицовки обрушился на мостовую рядом с ним, и продолжал стоять, как человек, ожидающий, что его вот-вот увенчают венком победителя.
В середине дня не так уж много мужчин стремятся заплатить двадцать баксов за то, чтобы обнаженная женщина плюхнулась к ним на колени и одарила парой любезностей. Строго говоря, в тот день их вообще не было в кафе «Страна грез», находящемся в десятиэтажном, оставленном владельцами кирпичном здании рядом с башней Гарнера, как раз напротив устремленного ввысь здания Залияна. Дорин и Мэдж, две девушки, работавшие в тот день, сидели при свечах в своей лишенной окон комнатке для переодевания и размышляли, насколько долго затянется авария: на минуты, часы или недели. Такая возможность не исключена, сказала Дорин, припоминая предсказание какого-то астролога, которое прочла в одной из бульварных газеток в универмаге. Там говорилось, что мировая энергетическая система постоянно нарушается и что роду человеческому однажды снова придется добывать себе огонь примитивным способом.
Но не только эти грустные мысли и темнота заставляли их с беспокойством смотреть друг на друга. Дело было еще и в вибрации. Их полуразвалившееся старенькое здание, приговоренное к сносу, тряслось так, словно какой-нибудь грузовик тащил его за собой на буксире. Крошка Тим, их вышибала и кассир, а также распорядитель всех развлечений, спустился на улицу посмотреть, что происходит. Прошло уже минут пять, а он все не возвращался. А теперь над их головами возник звук, будто кто-то бежал с крыши по деревянным ступенькам. Бум, бум, бум, бум! Бум, бум, бум, бум! Три длинных шага – и прыжок на лестничную площадку, все ближе и ближе, все громче и громче. Доносились также взрывы пронзительного смеха и крики: «Благодарю тебя, Господи!» Кто-то мчался вниз по лестнице и через считанные секунды должен был ворваться сюда, хотя это совершенно невозможно: с верхних этажей давно всех выселили.
Женщины встали, завязывая пояса на своих полистироловых халатах, тут дверь распахнулась и Р. Дж. Бун, он же Преподобный Ральф, буквально впрыгнул в комнату.
– Лестница, – закричал он, безумно озираясь в полутьме, – где лестница?
Мэдж игриво показала на занавешенный дверной проем, а Доррин уже открыла рот, готовясь что-то сказать.