Небоскреб

— Вы имеете в виду звук от ударов тросов о стену? — спросила какая-то женщина.

— Нет, вовсе не этот звук. Это просто ветер со свистом дует из-под всех дверей. Я имею в виду более низкий звук, вроде органной ноты. — Он прислушался. — Звучит как «ре», чуть ниже среднего «до».

— Послушали бы вы, что делается на нашем этаже, — сказала другая женщина. — Я работаю на пятьдесят третьем, в северо-восточном крыле. При такой погоде у меня весь день напролет в ушах будто койоты завывают.

Двери лифта открылись, и все гурьбой устремились внутрь, тут же разворачиваясь лицом к дверям.

— Когда ветер задувает через вентиляционные решетки лифта, — сказал тот же молодой человек, — шахта превращается в органную трубу. Мы работаем в самом высоком в мире органе фирмы «Вэрлитцер».

— Ах, вот в чем проблема, — сказал другой мужчина, когда двери лифта плавно закрылись, — вы, друзья, просто не любите музыку, а?

Смех все еще звучал в ушах Эдвина, когда он добрался до своего кабинета. Как забавны люди, думал он, аккуратно пристраивая свое пальто на крючок и рукой отряхивая с него воображаемые пылинки. Ну, конечно, не все люди. Сам он, например, особой веселостью не отличался. Самыми характерными его чертами, помимо вкуса к хорошей одежде, были, вероятно, самоконтроль и целеустремленность. Ему можно было поручить любую работу с твердой уверенностью, что она будет закончена точно в срок и без лишних напоминаний. Чего же он добился при всех этих положительных качествах? Должности помощника контролера в отделе учета строительной корпорации Залияна. И почти нет надежды до ухода на пенсию получить повышение в должности, но он по-прежнему будет добросовестно работать, отдавая делу все свои способности. Во всяком случае, у него был свой кабинет с прекрасным видом из окна, что обычно считалось признаком неоспоримого престижа. Однако применительно к зданию Залияна, которое в ветреные дни раскачивалось из стороны в сторону фута на три, это всего-навсего означало, что другие компании отказались арендовать верхние этажи. Поначалу это колебание здания беспокоило его, но понемногу Эдвин настолько привык к этому, что почти не замечал.

Выражение «кабинет с окном» было явным преувеличением. Точнее было бы сказать «закуток с окном». То, что сотрудники называли кабинетами, на 60-м этаже представляло собой небольшие прямоугольники, отделенные друг от друга тонюсенькими перегородками, по высоте едва доходившими до плеча. Весь этаж был как бы открыт нараспашку, если не считать его центральной части, в которой размещались лифты, лестничные пролеты, уборные и прочие служебные помещения. Стоя у своей конторки, Эдвин мог поверх этих перегородок видеть все пространство, вплоть до окон на западной стороне здания.

Он приветливо помахал нескольким коллегам и отдернул шторы. При таком низком черно-сером небе солнце в это утро не должно было доставить никаких хлопот. Некоторое время он постоял у идущего от пола до потолка окна, чтобы полюбоваться общей панорамой зданий, раскинувшейся перед ним. Ему нравилось напоминать самому себе, что вид из его окна был до мельчайших подробностей столь же впечатляющим, как и из окна Арама Залияна. Лестер созерцал этот вид уже два года, но все еще не насладился им, да и не ожидал, что когда-нибудь окончательно насладится. Каждый день он проводил минут пять — десять, глядя в это окно, которое сейчас было забрызгано каплями гонимого ветром дождя. Утро было пасмурным, можно сказать зловещим, верхушки изломанного городского силуэта терялись в тумане. Желая убедить себя, что эта страшная высота его не пугает, он стоял очень близко к окну, ногтями прижимаясь к защитному деревянному поручню и касаясь лбом холодной поверхности стекла. Между носками его ботинок помещался целый городской квартал. Глядя вниз, он видел множество пятнышек, появляющихся из подземки и разбегающихся в разные стороны. А десятью минутами раньше он сам был одним из этих пятнышек. Вот раскрылись, как цветки, несколько крохотных зонтиков. А потом он заметил, что стекло зашевелилось.