— Уильям, мой платок вам уже, кажется, не нужен. Давайте я его заберу обратно, — вежливо обратился к рыбаку герцог и с сияющей улыбкой протянул руку.
— Конечно, — смутился Уильям. — Спасибо вам.
— Да право, мелочи, — так же открыто, демонстрируя клыки, продолжал улыбаться Горрон де Донталь и хитро сверкал глазами.
Приняв мокрый и пропитанный кровью платок, герцог отошел назад, спрятался за круп лошади и быстрым движением сдавил ткань, закинул голову и залил к себе в рот несколько капель крови. Потом задумчиво облизнулся, глаза его едва потемнели, и, еще раз выжав платок и вкусив крови, он небрежно выбросил ткань на берег, а сам пошел дальше, отрешенный и пребывающий в своих мыслях.
Погода стояла бурная и ненастная — дождь усилился и холодные капли били в лицо, трепали одежду вампиров, ветер продувал ее насквозь.
— Вон они! — воскликнул сэр Рэй, одергивая свою госпожу за рукав.
Йева, заплаканная и бледная, накручивала круги вокруг своей кобылы, не находя себе места. Ее дрожащие ручки постоянно касались то лица, то груди, то волос, а нижняя губа была искусана до крови от волнения.
И вот, когда зазвучали заветные слова, насквозь промокшая девушка, как и все прочие люди и вампиры, кинулась к краю и всмотрелась сквозь пелену ливня на тонкую линию берега. Эметта стояла около нее и тоже, белая и перепуганная, пыталась что-то увидеть.
— Он умер? Он ведь не мог выжить в этой ужасной воде, — прошептала служанка то ли себе, то ли Йеве.
— Я надеюсь, что жив, — ответила тоже скорее самой себе дочь графа.
— Нет, он умер… — разрыдалась снова Эметта. — И что мне теперь делать?
Сэр Рэй, внимательно вглядываясь вдаль, радостно завопил. Его насквозь промокшие рыжие волосы облепили лицо, и он, раздраженно смахнув их, воскликнул:
— Жив, жив! Вон на коне едет! Жив ваш брат, — обратился громко к Йеве рыцарь.
Та, счастливая, облегченно разрыдалась, дала волю слезам. Впрочем, ливень тут же смывал слезы, бил в глаза, и никто не услышал рыданий Йевы сквозь перекликающиеся шум дождя и рев реки. А Мертвая Рулкия, эта грозная и буйная река, казалось, стонала от того, что из ее крепких объятий вырвались две жертвы, обманув саму смерть благодаря кельпи.
Граф Филипп, герцог Горрон, кобыла с Леонардо и Уильям стали карабкаться по тропинке, с которой потоками лилась грязь, смесь из воды и земли. Сэр Рэй, солры и слуги герцога столпились у извилистой дорожки, некоторые осторожно спустились вереницей вниз и подавали руки для помощи.
Леонардо спустили с лошади. Конники подхватили его с двух сторон и подняли к мосту. Йева кинулась к брату и обняла его, а тот ласково погладил по спине ту единственную, пожалуй, кого действительно любил, и затем медленно побрел к Эметте.
Служанка с ужасом рассмотрела обезображенное лицо, но все же приняла своего любовника в объятия, хотя сделала это, скорее, в силу обстоятельств, не имея возможности отказать.
Пока все были заняты Леонардо, Йева подбежала и к Уильяму и кинулась ему на шею. Она дала волю чувствам и обвила своими изящными ручками шею и поцеловала его в щеку, не обращая внимания на стоявшего рядом отца. Уилл смутился, погладил Йеву, но, все-таки опасаясь недовольства графа, отстранил от себя девушку. Филипп странно взглянул на дочь, но смолчал.
Привал решили устроить под огромной нависающей скалой неподалеку от реки. Все устали, все проголодались. Тем более, нужно было заняться ранеными. Солры быстренько развели костер, переоделись, расседлали лошадей и стали ждать, пока Чукк и Грон приготовят тех рябчиков, которых Леонардо успел настрелять перед мостом. У всех разыгрался нешуточный аппетит, который бывает особенно острым после трагедии, когда она разрешается счастливо.
Чуть поодаль от костра, но в его свете, ближе к каменной вогнутой стене, как бы в небольшой пещере, лежал на льнянике Уилл, оставшись лишь в одних полуспущенных штанах, что еле прикрывали бедра. На его плечи и торс накинули плащ, скрывавший наготу и дающий тепло. А один из слуг Горрона, прослывший прекрасным лекарем, сидел перед ним на коленях и молча, не говоря ни слова, обрабатывал мазью раздробленное бедро и затем обматывал рану повязками, под которые тоже наложил какую-то черную и очень вонючую мазь.
Не смотря на протесты Уильяма, утверждавшего, что он может передвигаться верхом, именно из-за него граф принял решение переждать вечер и ночь здесь, под скалой. Хотя до ближайшего городка, пусть и небольшого, было всего пару часов пути.
Впрочем, под скалой оказалось довольно сухо и так просторно, что она дала приют всем, укрыла от холода и дождя. Никто не жаловался, все, усталые, готовились ко сну. И даже Горрон, привыкший все-таки к мягким постелям, а не к походным условиям, улегся на твердую лежанку.
— Вы безумец, — тихо сказал сэр Рэй.
Он стоял по левую руку от Уильяма, сложив руки на груди. Того знобило от легкой лихорадки, и он ничего не ответил, лишь чуть оскалился и случайно показал рыцарю свою острые зубы. Да и не мог он отвечать, потому что из последних сил сдерживал срывающиеся с губ стоны от боли.