— А вотъ какъ: живетъ онъ въ лѣсу… Дрова, значитъ, рукой подать… Палкой швырнуть — докинешь… Холодно ужъ избѣ, дѣться не куда. Онъ пойдетъ, дровъ нарубитъ, печку стопитъ. Станетъ въ избѣ холодно, онъ на печку взлѣзетъ; на печкѣ холодно, онъ въ самую печку проползетъ! Вотъ какой! Станетъ холодно въ печкѣ, онъ опять дровъ охапку нарубитъ. Вотъ какой!.. А въ Москвѣ будто не знаютъ Жигаловскаго Серегу?
— Должно быть знаютъ, недовѣрчиво отвѣчалъ я:- только я не знаю.
— Вѣрное слово говорю: знаютъ.
Ми немножко помолчали.
— А вы куда ѣдете? спросилъ я моего спутника по дорогѣ.
— А мы въ лѣсъ ѣдемъ, любящій [3] человѣкъ; въ казенный лѣсъ…
— Зачѣмъ?…
— А дровецъ нарубить.
— Лѣсъ-то казенный?!
— Казенный, другъ любящій!
— Братцы, дѣло плохо!
— А чѣмъ плохо?
— Лѣсъ-то казенный, а не твой!? По закону будетъ это кража.
— Вона, куда заѣхалъ!..
— Да какъ же?
— Ворами насъ не обзывай! Мы не воры! спроси по околодку: былъ у насъ воръ?
— Да это хоть и такъ…
— А какъ же?
— Вѣдь лѣсъ-то казенный?
— А садилъ лѣсъ-то это нибудь? Твой лѣсъ-то садилъ это?
— Да… ты…
— То-то и есть. Божья благодать — для всѣхъ, какъ есть для всѣхъ!
— Ты должонъ возчувствовать! заговорилъ убѣдительно старикъ, одинъ изъ обоза. — Ты это возчувствуй: кто работаетъ, тому за работу, за его потъ значитъ, и плата идетъ. Вотъ къ примѣру пахотьбу взять: ты вспахалъ, взборонилъ, засѣялъ; опять запахалъ; ждешь цѣлый годъ, что Господь зародитъ. Зародитъ Господь — не вотъ возьмешь!.. А ты ее въ самое горячее времячко сожни, свяжи, да въ копны положи… Вотъ ежели тѣ копны взять — кража!.. За эту кражу передъ Богомъ отвѣтъ должонъ будешь держать!.. Для того должонъ будешь отвѣтъ держать, что здѣсь, на той копнѣ, потъ, кровь человѣчья лежитъ… Я работалъ, трудился, ночей не досыпалъ, а ты взялъ ее матушку да м поднялъ! Моя слезы на тебѣ взыщутся!.. А лѣсъ, ты говоришь: кто его садилъ? — Богъ! — Кто его берегъ-ростилъ? — Все таки Богъ!.. Такъ ты не моги говорить, что твой лѣсъ: лѣсъ Божій!.. Спроси у стариковъ: «Чей лѣсъ?» — Лѣсъ въѣзжій! скажутъ тебѣ тѣ старики.
— Какъ въѣзжій?
— А такъ въѣзжій: кто значитъ въѣхалъ въ лѣсъ, тотъ и руби.
— А поймаютъ? спросилъ я, удивляясь такого рода доводамъ.
— А поймаютъ: знамо дѣло! Поймаютъ, хоть въ казенномъ лѣсу, хоть въ барскомъ, подъ отвѣтъ попадешь, для того, что не всѣмъ это понятно… Попадешься — судить станутъ.
— А когда попадешься?! возразилъ одинъ изъ моихъ спутниковъ, повидимому надѣявшійся на себя.
— Все въ руцѣ Божіей, отвѣчалъ разказчикъ: — все въ руцѣ Божіей!
— Я тебѣ, парнюга, разскажу дѣло, заговорилъ одинъ торопливый мужиченко: — разскажу дѣло, такъ дѣло! Тридцать лѣтъ воровали всѣмъ міромъ: всему міру хорошо было; одинъ изъ міру воровать не хотѣлъ — сколько муки отъ господъ перетерпѣлъ — чуть въ Сибирь не угодилъ!
— А какъ такъ?