Пошелъ я изъ Москвы торговать въ одну не изъ самыхъ близкихъ губерній, отъ этой старой нашей столицы. По методѣ, мной тогда принятой, я остановился въ одной деревенской избѣ, и оттуда дѣлалъ свои экскурсіи. Въ одинъ прекрасный день, часовъ въ восемь поутру, я обѣдалъ — мужики обѣдаютъ лѣтомъ всегда около этого времени. — И я никакъ не могъ думать, что мой обѣдъ будетъ прекращенъ совершенно неожиданнымъ для меня случаемъ.
— Здѣсь разносчикъ? вопросилъ, входя въ избу, лакей въ ливреѣ, на которой было хоть не полное количество пуговицъ, но этотъ недостатокъ выкупался большимъ, сколько нужно, числомъ гербовъ на его изодранной ливреѣ. — Здѣсь разносчикъ?
— Здѣсь! отвѣчалъ я нехотя; да и не отвѣчать-то мнѣ нельзя было, по пословицѣ: назвался груздемъ, полѣзай въ кузовъ; такъ и мнѣ, назвавшемуся торгашомъ, нельзя было отказаться отъ своего принятаго званія.
— А! Здѣсь? — приказывалъ лакей. — Пойдемъ къ господамъ: господа требуютъ.
Дѣлать было нечего; волей-неволей, а я отправился къ господамъ.
Прихожу къ господамъ и, какъ по чину мнѣ не полагалось идти дальше передней, дальше меня и не пустили.
Остановился я въ передней; вдругъ выбѣгаютъ ко мнѣ барышень девять или десять, хоть и не совсѣмъ въ приличномъ нарядѣ, но за то всѣхъ хоть сейчасъ подъ вѣнецъ.
Въ одну минуту, вся моя коробка была на воздухѣ или, точнѣе сказать — въ рукахъ барышень.
— Какой у тебя товаръ дурной! говорила одна сестрица.
— Какой есть, барышни! отвѣчалъ я имъ смиренно.
— Какой есть!! ворчали тѣ брюзгливо и крайне ко мнѣ не въ расположительнонъ тонѣ.
— Какой есть, барышни, какой есть! Не взыщите пожалуйста! опять отвѣчалъ я этимъ барышнямъ, не желая показаться имъ тѣмъ, кѣмъ я въ самомъ дѣлѣ былъ.
— Это что у тебя? вдругъ радостно вскрикнула одна изъ барышень, отыскавши въ моей коробкѣ двѣ банки, каждая немного поболѣе стакана одна съ бѣлымъ порошкомъ, другая съ краснымъ. — Это что такое?
— Это, отвѣчалъ я, — въ одной банкѣ румяна, а въ другой бѣлила.
— И хорошія эти бѣлила и румяна?.. Хорошія или дурныя? хорошія, хорошія? — забормотали одна за другой мои барышни.
— Какъ кому покажутся.
— А можно посмотрѣть?
— Отчего же: можно.
Мои барышни развязали эти двѣ банки, взяли по щепоткѣ этихъ порошковъ и, какъ люди въ этомъ дѣдѣ опытные, начали пробовать на рукѣ: намочатъ руку, насыплютъ бѣлилами, румянами, разотрутъ, подойдутъ въ окну, посмотрятъ и уже потомъ вскрикнутъ:
— Ah! que c'est beau! Ah! que c'est beau!
— А что стоютъ двѣ эти банки? спросила одна изъ барышень плохо скрывая свой восторгъ при такомъ важномъ открытіи.
— Дешевле двадцати пяти цѣлковыхъ взять нельзя, проговорилъ я довольно серьезно.
— Какъ дорого! какъ дорого! закричали мои барышни.
Да и въ самомъ дѣлѣ, цѣна была неподходящая: обѣ эти банки никакъ не дороже двадцати пяти копѣекъ, а я запросилъ двадцать пять рублей; на это была слѣдующая причина: этотъ товаръ былъ для меня необходимъ. Въ каждой деревнѣ за пѣсни — бѣлилами да румянами я только почти и разсчитывался; продай эти двѣ банки, я долженъ бы былъ отправиться въ городъ затѣмъ только, чтобы купятъ опять эти дорогія двѣ банки съ бѣлилами и румянами.
— Ah! que c'est beau! Ah! que c'est beau! услышавши такую баснословную цѣну, еще усиленнѣе кричали мои барышни, пачкая свои бѣлыя ручки бѣлилами и румянами безъ всякаго сожалѣнія ни къ своимъ рукамъ, ни къ моему товару.
— Très joli!.. Да ты говори настоящую цѣну, наконецъ обратились ко мнѣ барышни.
— Меньше двадцати пяти рублей за эти двѣ банки мнѣ взять никакъ нельзя.
Барышни торговаться, я не уступаю ни копѣйки; барышни еще усиленнѣе мажутъ свои руки и торгуются. Я все стою на своемъ.
— Меньше двадцати пяти цѣлковыхъ мнѣ взять никакъ нельзя, твердилъ я.
— Хочешь — цѣлковый? спросила меня одна изъ барышень.
— Какъ можно цѣлковый! Я никогда не торгуюсь, объявляю настоящую цѣну. — Барышни еще больше торговаться.
— Donnons lui deux roubles! стали барышни совѣтоваться между собой.
— Возьми два рубля, опять стали приставать во мнѣ барышни.
— Я вамъ уже сказалъ, что меньше двадцати пяти рублей взять никакъ не могу.
Барышни опять стали совѣтоваться.
— Trois roubles on peut donner.
— Да я меньше двадцати пяти рублей не возьму; какъ можно отдать за какіе нибудь три рубля! отвѣчалъ я, наскучивъ торгомъ, который продолжался болѣе часа.
— Какіе три рубля? быстро спросила меня барышня.
— Вы вотъ совѣтуетесь съ вашими сестрицами дать мнѣ за банки три рубля; а за три рубля я отдать ихъ никакъ не могу.
— А ты развѣ говоришь по французски?
— Немного понимаю.
— Да ты гдѣ учился?
— Я и теперь учусь.
— Гдѣ?
— Въ московскомъ университетѣ. Я тогда былъ еще студентомъ московскаго университета.
— Гдѣ?!!
— Въ московскомъ университетѣ.
— Какъ?!
— Обыкновенно какъ.
— Въ университетѣ!! взвизгнули барышни и всѣ посыпали вонъ изъ комнаты а я сталъ помаленьку убирать свой товаръ.
Дѣло приняло чрезвычайно курьезный видъ.