Нечаев: Созидатель разрушения

«Вследствие Высочайшего Государя Императора повеления о принятии мер к устранению на будущее время повторения неудовлетворительных приговоров, подобных состоявшемуся по делу Нечаева и участников его о злоумышлении, направленном к ниспровержению существующего в России порядка управления, составлены мною предложения о некоторых изменениях в правилах судопроизводства по государственным преступлениям и в постановлениях Уложения о Наказаниях о заговорах и противузаконных сообществах».[478]

Анализируя приговоры по делу нечаевцев, чиновники II отделения пришли к следующему заключению: «Иной характер имеют другие неудовлетворительные стороны судебного приговора по делу Нечаева и его сообщников, а именно: оправдание таких подсудимых, вина которых не может не быть признана вполне доказанной, а отчасти и избрание, без достаточных оснований для лиц, признанных виновными, слабейшего из наказаний, положенных в законе за участие в противозаконном сообществе».[479] Разработанные юристами изменения соответствующих статей Уложения о наказаниях позволили судебным властям в дальнейшем не выносить столь мягких приговоров и не вызывать высочайшее неудовольствие.

После анализа материалов «Процесса нечаевцев» по предложению Палена было образовано Особое присутствие Правительствующего сената. Правоохранительные органы изымали дела о политических преступлениях из общеуголовного судопроизводства и передавали их в это новое учреждение. Юристы называют этот поступок правительства началом контрреформ.[480]

В отношении лиц, замешанных в нечаевской истории и оправданных судом, правительство предприняло почти поголовную их высылку из Петербурга и Москвы в административном порядке. Кроме того, письмом от 15 октября 1871 года Эссен уведомил министра народного просвещения графа Д. А. Толстого о «воспрещении доступа в учебные заведения и занятие преподаванием» 87 человек, «прикосвенных к участию в преступном сообществе».[481]

На молодых людей, придерживавшихся радикальных взглядов, «Процесс нечаевцев» оказал очень сильное влияние. Известный народник, современник Нечаева О. В. Аптекман писал: «И тем более я был решительным противником Нечаева и «нечаевшины», в особенности: самозваншина, иезуитизм и маккиавелизм глубоко претили мне вообще, а применение их к товарищам по работе — считал просто преступлением».[482] Его младший современник, один из основателей и вождей партии «Народная воля» Л. А. Тихомиров вспоминал о впечатлении, произведенном нечаевским процессом:

«Насколько я мог слышать и понять, заговор Нечаева был некоторого рода насилием над молодежью. Идти так далеко никто не намеревался, а потому система Нечаева — шарлатанство, надзор, насилие, — была неизбежна. Чистым, открытым путем нельзя было навербовать приверженцев. Поэтому с разгромом нечаевцев наступила «реакция», т. е. среди молодежи не было (почти) революционно действующих людей, самая мысль о революционном действии была скомпрометирована».[483] Далее он писал, что многие считали Нечаева «просто шпионом, агентом-подстрекателем».

После процесса над нечаевцами в российском революционном движении наступило затишье. Показания подсудимых, публикация документов, подробности убийства Иванова, ложь, вскрывшаяся во время прений сторон, пошатнули популярность революционных идей и повлияли даже на западных революционеров, но не на Сергея Геннадиевича Нечаева. Он как ни в чем не бывало носился по Женеве, Цюриху, Лондону, Парижу и другим европейским городам и делал все от него зависящее, чтобы начатое им, не угасло, лишь публикация материалов процесса и откликов на него несколько обескуражили его отсутствием сочувствия со стороны русских эмигрантов.

В продолжение всей нечаевской истории и частично процесса Ф. М. Достоевский с семьей безвыездно жил в Дрездене. В Петербург он возвратился в начале суда над первой группой нечаевцев. Возможно, автор «Бесов» спешил застать «Процесс нечаевцев» в разгаре, поприсутствовать на судебных заседаниях, увидеть участников убийства в Петровском парке.

Начало работы над романом «Бесы» относится к первым числам января 1870 года,[484] подробный план романа был закончен задолго до начала суда над нечаевцами.[485] А. Г. Достоевская вспоминала: